"Жан-Мари Гюстав Леклезио. Пустыня" - читать интересную книгу автора

укрепленных городов юга, приходили, чтобы услышать его слово. Но не словами
учил Сунне[7] Аль-Азрак, и, когда кто-нибудь просил его: "Укажи путь
истинный", он, не отвечая, продолжал часами читать молитвы. А потом говорил
пришельцу: "Поди принеси хворосту, чтобы разжечь огонь. Поди принеси воды",
словно тот был его прислужником. И еще говорил ему: "Обмахни меня
опахалом", - и вообще разговаривал с ним сурово, называл ленивцем и лжецом,
словно тот был его рабом.
В сумраке дома Амма неторопливо ведет свой рассказ, и Лалле чудится,
что она слышит голос Синего Человека.
- Так обучал он Сунне, не словами, но поступками и молитвами, чтобы
побудить пришельцев смириться в сердце своем. Но когда приходили простые
люди или дети, Аль-Азрак принимал их ласково, говорил им ласковые слова и
рассказывал чудесные легенды, потому что знал: их сердце не зачерствело, и
они и впрямь угодны Аллаху. Для них он иногда творил чудеса, чтобы помочь
им, ведь им негде было больше искать помощи. Я тебе рассказывала про чудо с
источником, который по его воле забил из-под камня? - спрашивает Амма
задумчиво.
- Рассказывала, но все равно расскажи еще раз, - просит Лалла.
Эту историю она любит больше всего на свете. Каждый раз, когда ее
слышит, душу охватывает какое-то непонятное чувство, словно она вот-вот
заплачет, словно ее знобит в лихорадке. Лалла пытается представить себе, как
все это случилось, давным-давно, в деревушке у самой границы пустыни, среди
домов и пальм, на большой безлюдной площади, где жужжат осы и блестит на
солнце гладкая, как зеркало, вода в колодце, в которой отражаются облака и
небо. На площади ни души, потому что солнце уже палит вовсю и люди укрылись
в прохладе своих домов. По неподвижной воде колодца, уставившегося в небо
точно зрачок, время от времени проходит медленная рябь от дыхания
раскаленного воздуха, осыпающего поверхность воды тонкой белой пылью, и она
словно подергивается чуть заметным бельмом, которое тотчас же тает.
Зеленовато-синяя вода прекрасна и глубока, она безмолвна и неподвижна в чаше
из красной земли, на которой босые ноги женщин оставили поблескивающие
следы. Одни только осы кружат над водой, почти касаясь ее поверхности, и
возвращаются к домам, где тянется вверх дымок от жаровен.
- И вот к колодцу пришла с кувшином за водой одна женщина. Теперь уже
никто не помнит, как ее звали, потому что случилось это давным-давно. Но
женщина эта была очень старая, сил у нее совсем не осталось, и, подойдя к
колодцу, она стала причитать и плакать, что ей приходится так далеко ходить
за водой. Сидела она, сгорбившись, на земле, плакала и стенала. И вдруг
рядом с ней оказался Аль-Азрак, а она и не заметила, как он подошел...
Теперь Лалла отчетливо видит его. Высокий, худой, в бурнусе цвета
песка. Лицо его скрыто покрывалом, но глаза горят странным светом, который и
успокаивает, и придает сил, точно пламя светильника. Теперь она узнает его.
Это он появляется на каменистом плато у начала пустыни и обволакивает Лаллу
своим взглядом так властно, с такой силой, что у нее кружится голова. И
является он вот так, бесшумно, словно тень, он всегда тут как тут, когда в
нем есть нужда.
- Старая женщина все плакала и плакала, и тогда Аль-Азрак ласково
спросил ее, почему она плачет.
Но хотя он и является вот так бесшумно, словно возникнув из самой
пустыни, его нельзя испугаться. Во взгляде его столько доброты, голос его