"Жан-Мари Гюстав Леклезио. Пустыня" - читать интересную книгу автора

кроме того, позволяют ему свистеть, высвистывать разные мелодии, подражать
крику куропатки, ястреба, лисицы или шуму ветра, грозы, моря. Но главное,
его руки умеют говорить. И это особенно нравится Лалле. Иногда, собираясь
завести разговор, Хартани усаживается на большой плоский камень на самом
солнцепеке, поджав ноги под широким грубошерстным бурнусом. Одежда у него
совсем светлая, почти белая, и потому видны только его смуглое лицо и руки,
и вот тут он начинает говорить.
Собственно говоря, то, что он рассказывает Лалле, рассказом назвать
нельзя. Просто движениями рук, губ, блеском глаз он рождает в воздухе
образы. Мимолетные образы, которые вспыхивают и гаснут, точно молния, но
никогда Лалле не доводилось слышать ничего более прекрасного и правдивого.
Даже истории Намана-рыбака, даже рассказы Аммы об Аль-Азраке, Синем Человеке
пустыни, и о светлом источнике, забившем из-под камня, не могут с ними
сравниться. То, о чем рассказывают руки Хартани, непредсказуемо, как он сам,
это похоже на сон, потому что образы, которые он вызывает, появляются как
раз в ту минуту, когда их меньше всего ждешь, и в то же время именно их ты и
ожидаешь. Он может так разговаривать долго, и перед глазами возникают птицы
с распластанными крыльями, громоздящиеся друг на друга скалы, дома, собаки,
ураганы, самолеты, гигантские цветы, горы и ветер, обвевающий лица спящих.
Непонятно, как это получается, но, когда Лалла глядит на его лицо, ловит
жесты его черных рук, она видит все эти картины, прекрасные и неожиданные,
напоенные светом и жизнью, словно он и в самом деле выпустил их из своей
ладони, словно они слетели с его губ, струятся из его взгляда.
Прекраснее всего, что, когда Хартани ведет свой рассказ, ничто не
нарушает безмолвия. Солнце опаляет каменистую равнину и красные скалы.
Временами налетит порыв холодного ветра или зашуршит песок, стекающий по
желобку в скале. В гибких и длинных пальцах Хартани вдруг показывается змея,
скользящая в глубину оврага, там она замирает, подняв голову. А потом из его
ладоней вдруг вырывается, шумно взмахивая крыльями, большой белый ибис. Вот
на ночное небо выплыла круглая луна, и Хартани указательным пальцем зажигает
звезды - одну, другую, третью... А теперь наступает лето, хлынул дождь,
вода, стекая ручьями, разливается большой круглой лужей, и над ней вьется
мошкара. Прямо в середину синего неба Хартани запускает треугольный камень,
тот летит все выше, выше и вдруг хоп! - распускается и становится деревом с
густой, полной птиц листвой.
Иногда Хартани, строя гримасы, передразнивает людей и животных. Поджав
губы, втянув голову в плечи и округлив спину, он замечательно изображает
черепаху, Лалла каждый раз при этом хохочет, словно видит такое впервые.
Или, выпятив губы и обнажив резцы, Хартани показывает верблюда. А еще он
очень хорошо подражает героям, которых видел в кино: Тарзану, Мацисту
Пастух возвратился, взял ее за локоть и втащил вглубь. Когда глаза ее
стали что-то различать во мраке, Лалла увидела большую залу. Стены здесь
были очень высоки - и не разглядишь, где они кончаются, и все в пятнах,
серых и синих, в янтарных и медных потеках. Воздух казался серым из-за
скупого света, проникающего в отверстия скалы. Лалла услышала громкое
хлопанье крыльев и прижалась к пастуху. Но это были всего лишь летучие мыши,
потревоженные во сне. Шурша и шелестя, перелетали они подальше, в глубь
пещеры.
Хартани уселся на большом плоском камне в центре пещеры, и Лалла
устроилась рядом с ним. Они вместе стали смотреть на ослепительный свет,