"Жан-Мари Гюстав Леклезио. Пустыня" - читать интересную книгу автора

Старик Наман напевает соловьиное имя, словно припоминая подробности
легенды. Обмакнув кисти в горячий вар, он начинает промазывать корпус лодки
в тех местах, где швы между досками заткнуты паклей.
"Было это давным-давно, - начинает Наман. - В ту пору ни меня, ни моего
отца, ни даже моего деда еще не было на свете, и все-таки люди помнят эту
историю. В ту пору на свете жили совсем другие люди, тогда не знали ни
римлян, ни иных чужеземцев. Вот почему в ту пору водились джинны - их пока
не прогнали с земли. Так вот, в ту пору в одном большом городе на Востоке
жил могущественный эмир, и была у него одна-единственная дочь, которую звали
Лейла, что значит Ночь. Эмир души не чаял в своей дочери, и была она
красивее всех девушек в его владениях, и притом самая добрая, самая умная, и
все сулили ей небывалое счастье..."
Вечер медленно захватывает небо, густеет синева моря, а пена на гребнях
волн кажется еще белоснежней. Старый Наман то и дело обмакивает кисти в
кастрюлю с варом и водит ими, слегка вращая их, по желобкам, заткнутым
паклей. Горячая жидкость заполняет углубления и стекает на песок. Все дети,
в том числе Лалла, не отрываясь следят за руками Намана.
"Но вот страну постигло страшное бедствие, - продолжает Наман. - На нее
обрушилась кара Аллаха, владения эмира поразила страшная засуха, высохли
реки и колодцы, все живое умирало от жажды, сначала деревья и растения,
потом животные: овцы, козы, верблюды и птицы - и наконец люди; они умирали
от жажды в полях, на дорогах, страшно было глядеть, потому-то люди до сих
пор вспоминают об этом..."
Налетают мушки, они облепляют губы детей, жужжат у них над ухом. Их
пьянит терпкий запах вара и густой дым, клубящийся в дюнах. Прилетают и осы,
но этих никто не гонит: когда старый Наман рассказывает свои истории,
начинает казаться, будто ос коснулось волшебство и они стали вроде джиннов.
"Сильно опечалился эмир и повелел созвать мудрецов, чтобы спросить у
них совета, но никто из них не знал, как прекратить засуху. И тут вдруг в
город явился путешественник-чужеземец, это был египтянин, который умел
колдовать. Эмир призвал его к себе и попросил чужеземца избавить королевство
от проклятия. Египтянин уставился взглядом в чернильное пятно, но вдруг
испугался, задрожал и отказался отвечать эмиру. "Говори, - просил его
эмир, - говори, и я сделаю тебя самым богатым человеком в моих владениях".
Но чужеземец отказывался отвечать. "Государь, - молил он, упав на колени, -
дозволь мне уехать, не проси открыть тебе тайну".
Наман замолкает, чтобы обмакнуть кисти в кастрюлю, дети и Лалла почти
не смеют дохнуть. Слышно, как потрескивает огонь и бурлит в котле вар.
"Тогда эмир разгневался и сказал египтянину: "Говори, или тебе конец".
Палачи схватили чужестранца и уже занесли сабли, чтобы отрубить ему голову.
"Остановитесь! - закричал тогда египтянин. - Ладно, я открою тебе тайну
проклятия. Но знай, что проклят Аллахом ты сам!"
Наман как-то по-особому, очень медленно, произносит слово "Млааун",
проклятый Аллахом, так что дети даже вздрагивают. На секунду он прерывает
рассказ, чтоб выбрать остатки вара из кастрюли. Потом, не говоря ни слова,
протягивает кастрюлю Лалле, и та бежит к костру, чтобы зачерпнуть кипящего
вара. Хорошо, что Наман ждет, пока она вернется, чтобы продолжить рассказ.
"И тогда египтянин спросил эмира: "Скажи, правда ли, что ты повелел
однажды наказать человека, который украл золото у купца?" "Да, я повелел
наказать его, - отвечал эмир, - потому что он был вор". "Так знай же,