"Станислав Лем. Маска" - читать интересную книгу автора

верных слуг в поместье, расположенном в четырех почтовых станциях от
резиденции короля. Фл╦бе, мой дворецкий, снял особняк на следующий же день
после свидания в саду, ни словом не обмолвившись, во что это обошлось, а я,
ничего не понимающая в денежных делах девушка, ни о чем не спрашивала.
Помнится, он меня побаивался и злился на меня -- видимо, не был посвящен в
суть дела, даже наверняка не был, просто выполнял королевский приказ: на
словах -- сама почтительность, а в глазах нескрываемое презрение, -- скорей
всего, он приникал меня за новую королевскую пассию, а моим прогулкам и
свиданиям с Арродесом не слишком удивлялся -- умный слуга не станет
требовать, чтобы король строил свои отношения с наложницей по схеме,
привычной для него, слуги. Полагаю, если бы при нем я вздумала обниматься с
крокодилом, он бы и тогда глазом не моргнул. Я была свободна во всем, что не
перечило королевской воле, однако сям монарх не показался там ни разу. И я
уже убедилась, что есть слова, которых я никогда не скажу своему суженому,
ибо язык у меня тотчас немел при одном лишь желании произнести их и губы
деревенели, совсем как пальцы, когда я пробовала ощупывать себя в ту ночь п
карете. Я твердила Арродесу, чтоб он не смел посещать меня, а он объяснял
это, как все люди, простой боязнью оказаться скомпрометированной и, как
человек порядочный, старался держаться осторожней.
На третий день вечером я наконец отважилась узнать, кто я. Оставшись
одна в спальне, я сбросила пеньюар и стала перед зеркалом -- нагая статуя.
Серебряные иглы и стальные ланцеты, разложенные на подзеркальнике, я
прикрыла бархатной шалью, так как боялась их блеска, хоть и не боялась их
лезвий. Высоко посаженные груди смотрели вверх il в стороны розовыми
сосками, след укола на бедре исчез. Обдумывая операцию, точно акушер или
хирург, я обеими руками мяла это белое гладкое тело так, что ребра
прогибались, но живот, выпуклый, как у женщины с готической картины, не
поддавался, и под его теплой, мягкой оболочкой я ощутила неуступчивую
твердость. Проведя ладонями сверху вниз, я нащупала и очертила в своем чреве
овальный предмет. Поставив по обе руки от себя по шесть свечей, я кончиками
пальцев взяла ланцет, самый маленький, но не из страха, а только потому, что
он был изящнее других. В зеркале все выглядело так, будто я собираюсь
пронзить себя ножом, -- чистой воды финальная сцена из трагедии, выдержанная
в едином стиле до последней мелочи: широкое ложе с балдахином, два ряда
высоких свечей, блеск стали в моей руке и моя бледность, потому что тело мое
страшилось и колени подкашивались, и только рука, державшая скальпель,
сохраняла необходимую твердость. Именно туда, где овальный неподатливый
предмет прощупывался всего явственней, чуть пониже грудины, я с силой
вонзила ланцет. Боль была мгновенной и слабой, а из разреза выступила всего
лишь капля крови. Не обладая умением мясника, я аккуратно, как анатом,
рассекла тело от грудины до лона -- правда, сжав зубы и зажмурившись.
Смотреть было уже сверх моих сил. Однако я стояла, теперь уже не дрожащая, а
только похолодевшая, и мое дыхание, судорожное, как у астматика, звучало
сейчас в комнате, будто чужое, будто доносившееся извне. Рассеченная
белокожая оболочка разошлась, и я увидела в зеркале свернувшееся серебряное
тело -- как бы огромный плод, скрытую во мне блестящую куколку, обрамленную
розовыми складками некровоточащей плоти. Это было чудовищно -- так себя
видеть! Я не отваживалась коснуться серебристой поверхности, чистейшей,
безупречной. Овальное туловище сияло, отражая уменьшенные огоньки свечей. Я
пошевелилась и тут же увидела его ножки, прижатые в утробной позе, --