"Станислав Лем. Маска" - читать интересную книгу автора

известковой пылью, а другая, лихорадочно царапая камни, тащила меня в
противоположную сторону -- туда, где белели стены небольшого монастыря,
окруженного вековой рощей. Собрав всю свою волю, я тяжело, будто немощная,
подползла к монастырской калитке, у которой стоял, подняв очи к небу, монах
-- казалось, он залюбовался зарей. Я потихоньку приблизилась к нему, чтобы
не испугать своим внезапным появлением, и смиренно приветствовала его, а
когда он безмолвно обратил на меня внимательный взгляд, спросила, не
позволит ли он, чтобы я поведала ему о деле, в котором сама разобраться не
могу. Я поначалу решила, что он окаменел от страха, ибо он даже не
пошевелился и ничего не ответил, но оказалось, он просто задумался и минуту
спустя сказал, что согласен. Тогда мы пошли в монастырский сад, он впереди,
я -- за ним. Странная, наверное, пара, но в тот ранний час вокруг не было ни
единой живой души -- некому подивиться на серебряного богомола и белого
монаха. И когда он сел под лиственницей в привычной позе исповедника, не
глядя на меня, а лишь склонив ко мне ухо, я рассказала ему, что, прежде чем
выйти на эту торную тропу, я была девушкой, предназначенной Арродесу по воле
короля. Что я познакомилась с ним на балу во дворце и полюбила его, ничего о
нем не зная, и в неведении совершенно отдалась этой любви, которую сама в
нем возбудила, и так было, пока после ночного укола я не поняла, кем мне
суждено стать для него, и, не видя ни для себя, ни для него другого
спасения, проткнула себя ножом, но вместо смерти свершилось перевоплощение.
И жребий, о котором я раньше только подозревала, с тех пор ведет меня по
следу возлюбленного -- я сделалась настигающей его Немезидой. Погоня эта
длится долго -- так долго, что до меня стало доходить все, что люди говорят
об Арродесе, и, хотя я не знаю, сколько в том правды, я начала заново
размышлять над нашей общей судьбой, и в мою душу закралось сочувствие к
этому человеку, ибо я поняла, что изо всех сил хочу убить его только потому,
что не могу его больше любить. Так я познала собственное ничтожество,
низость погибшей и попранной любви, которая алчет мести тому, кто не повинен
перед ней ни в чем, кроме собственного несчастья. Оттого и не хочу я
продолжать погоню и сеять вокруг себя ужас, а хочу воспротивиться злу, хотя
и не знаю как.
Насколько я могла заметить, до конца, моего рассказа монах ничуть не
избавился от подозрительности: он как бы. заранее, еще прежде, чем я
заговорила, решил для себя, что все, что я скажу, не подпадает под таинство
исповеди, так как, по его разумению, я была существом, лишенным собственной
воли. А кроме того, наверное, подумал, не подослана ли я к нему умышленно,
ведь, по слухам, иные лазутчики маскируются еще коварнее. Однако заговорил
он со мной доброжелательно.
Он спросил меня: "А что, если бы ты нашла того, кого ищешь? Знаешь ли
ты, что бы ты сделала тогда?"
И я сказала: "Отец мой, я знаю только то, чего не хочу сделать, но не
знаю, какая сила, кроющаяся во мне, пробудится в тот миг, а потому не могу
сказать, не буду ли я принуждена погубить его".
И он спросил меня: "Какой же совет я могу тебе дать? Хочешь ли ты,
чтобы этот жребий был снят с тебя?"
Лежа, словно пес, у его ног, я подняла голову и, видя, как он жмурится
от солнечного луча, который ударил ему в очи, отраженный серебром моего
черепа, сказала:
-- Ничего так не желаю, как этого, хоть и понимаю, что судьба моя