"Станислав Лем. Маска" - читать интересную книгу автора

не открыл во мне шлюзы и клапаны, сквозь которые с болезненной быстротой
влилось в меня человеческое знание слов, придворных жестов, обаяние
надлежащего пола и вкупе с ними -- память о лицах, среди которых первым было
лицо Арродеса, а вовсе не королевская гримаса. И хотя никто никогда не смог
бы мне в точности этого объяснить, я теперь была уверена, что перед королем
остановилась по ошибке -- я перепутала предназначенного мне с тем, от кого
предназначение исходило. Ошибка... но если так легки сшибки -- значит, эта
судьба не истинная, и я могу еще спастись?
Теперь, в полном уединении, которое вовсе не тревожило меня, а,
напротив, было даже удобно, ибо позволяло мне спокойно и сосредоточенно
подумать, когда я попыталась познать, кто я, вороша для этого воспоминания,
такие доступные -- каждое на своем месте, под рукой, как давно знакомая
утварь в старом жилище, я видела все, что произошло этой ночью, но резко и
ясно -- только от порога дворцовой залы.
А прежде? Где я была? Или было?! Прежде? Откуда я взялась? Самая
простая и успокаивающая мысль подсказывала, что я не совсем здорова, что я
возвращаюсь из болезни, как из экзотического, полного приключений
путешествия, -- тонкая, книжная и романтическая девушка, несколько
рассеянная, со странностями. Оттого что я слишком хрупка для этого грубого
мира, мною овладели навязчивые видения, и, видно, в горячечном бреду, лежа
на кровати с балдахином, па простынях, обшитых кружевами, я вообразила себе
путешествие через металлический ад, а мозговая горячка была мне, наверное,
даже к лицу -- в блеске свечей, так озаряющих альков, чтобы, когда я очнусь,
ничто меня не испугало и чтобы в фигурах, склонившихся надо мной, я сразу бы
узнала неизменно любящих меня попечителей... Что за сладкая ложь! У меня
были Видения, не так ли? И они, вплавившись в чистый поток моей единой
памяти, расщепили ее. Расщепили?.. Да, спрашивая, я слышала в себе хор
ответов, готовых, ожидающих: дуэнья, Тленикс, Ангелита. Ну и что из этого?
Все эти имена были во мне готовы, мне даны, и каждому соответствовали даже
образы, как бы единая их цепь. Они сосуществовали так, как сосуществуют
корни, расходящиеся от дерева, и я, без сомнения, единственная и единая,
когда-то была множеством разветвлений, которые слились во мне, как ручьи
сливаются в речное русло.
"Не могло быть так, -- сказала я себе. -- Не может быть, я уверена". Но
я же видела мою предыдущую судьбу разделенной на две части: к порогу
дворцовой залы тянулось множество нитей -- разных, а от порога -- одна.
Картины первой части моей судьбы жили отдельно друг от друга и друг друга
отвергали. Дуэнья: башня, темные гранитные валуны, разводной мост, крики в
ночи, кровь на медном блюде, рыцари с рожами мясников, ржавые лезвия алебард
и мое личико в овальном подслеповатом зеркале, висевшем между рамой мутного
окна из бычьего пузыря и резным изголовьем. Может быть, я пришла оттуда?
Но как Ангелита я росла среди южного зноя, и, глядя назад в эту
сторону, я видела белые дома, повернувшиеся к солнцу известковыми спинами,
чахлые пальмы, диких собак, поливающих пенящейся мочой их чешуйчатые корни,
и корзины, полные фиников, слипшихся в клейкую сладкую массу, и врачей в
зеленых одеяниях, и лестницы, каменные лестницы спускающегося к заливу
города, всеми стенами отвернувшегося от зноя, и кучи виноградных гроздьев, и
рассыпанные засыхающие изюмины, похожие на козий помет. И снова мое лицо в
воде -- не в зеркале: вода лилась из серебряного кувшина, потемневшего от
старости. Я помню даже, как носила этот кувшин, и вода, тяжело колыхаясь в