"Станислав Лем. Ананке (Пиркс на Марсе)" - читать интересную книгу автора

Вскоре пришел ответ: каждый контролер вел свой компьютер от начала до
конца испытаний; ставя свою подпись на документе, носившем название
"аттестата зрелости", он брал на себя ответственность за любые упущения.
Компьютер "Анабиса" испытывал Стернхайн, оба остальных - Корнелиус.
Пирксу захотелось уйти из зала, однако он не мог себе этого позволить.
Он и без того уже чувствовал, как нарастает напряженность.
Заседание кончилось в одиннадцать. Пиркс притворился, что не замечает
знаков, которые подавал ему Романи, и ушел поскорее, будто спасаясь
бегством. Запершись в своей каморке, он рухнул на койку и уставился в
потолок.
Минт и Стернхайн не в счет. Значит, остается Корнелиус. Человек с
рационалистическим и научным складом ума начал бы с вопроса: что же такое,
собственно, мог прозевать контролер? Неизбежный ответ: "Абсолютно ничего!"
- сразу перекрыл бы эту дорогу для расследования. Но Пиркс не обладал
научным складом ума, так что этот вопрос ему и в голову не пришел. Не
пробовал он также размышлять о процедуре испытаний компьютера, будто зная,
что и тут ничего не добьется. Думал он просто о Корнелиусе - о таком,
каким он его знал, - а знал его Пиркс неплохо, хотя расстались они много
лет назад. Относились они тогда друг к другу неважно, чему удивляться не
приходилось, поскольку Корнелиус был на "Гулливере" командиром, а Пиркс -
младшим навигатором. Однако отношения у них сложились хуже, чем это обычно
бывает в таких ситуациях, потому что Корнелиус был просто помешан на
точности и обстоятельности. Его авали Мучилой, Педантом, Скопидомом и еще
Мухобоем, потому что он мог отправить половину команды на охоту за мухой,
обнаруженной на корабле. Пиркс улыбался, вспоминая эти восемнадцать
месяцев под началом у Педанта Корнелиуса; теперь-то он мог улыбаться, а
тогда из себя выходил. До чего же нудный тип был Корнелиус! Однако его имя
упоминается в энциклопедиях - в связи с исследованием внешних планет,
особенно Нептуна.
Маленький, серолицый, он вечно злился и от всех ожидал подвоха. Когда
он рассказывал, будто вынужден лично обыскивать всю свою команду, чтобы
они не протаскивали мух на корабль, ему никто не верил, но Пиркс-то знал,
что это не выдумки. Дело было, конечно, не в мухах, а в том, чтобы
досадить старику. У него в каюте всегда имелась коробка ДДТ; он способен
был застыть среди разговора, подняв палец (горе тем, кто не замирали ответ
на этот знак) и прислушиваясь к тому, что принял за жужжание. В карманах
он носил отвес и складной метр; когда он контролировал погрузку, это
походило на осмотр места катастрофы, которая, правда, еще не произошла, но
явно близится. Пиркс будто снова услышал крик: "Мучила идет, скрывайся!",
после которого кают-компания пустела; он вспомнил странный взгляд
Корнелиуса - его глаза словно бы не принимали участия в том, что он
говорил или делал, а сверлили все вокруг, выискивая места, не полностью
приведенные в порядок. У людей, что проводят в космосе десятки лет,
накапливаются чудачества, но Корнелиус был рекордсменом по этой части. Он
терпеть не мог, чтобы кто-нибудь стоял у него за спиной; если он случайно
садился на стул, на котором только что сидел кто-то другой, то, ощутив это
по теплоте сиденья, вскакивал как ошпаренный. Он был из тех людей, при
виде которых невозможно себе представить, как они выглядели в молодости.
Лицо его вечно выражало угнетенность, вызванную несовершенством всех
окружающих; он страдал от того, что но мог обратить их в свою религию