"Станислав Лем. Сказка о трех машинах-рассказчицах короля Гениалона" - читать интересную книгу автора

там, где он и быть-то не собирался.
- Теперь?! Так сгинь же, пропади, переломай себе руки, хребет и ноги, -
зашелся ужасным визгом старик и начал швырять в остолбеневшего Клапауция
всем, что было у него под рукой, то есть, по большей части, всяческой
рухлядью. Когда же он притомился и швырять перестал, бомбардируемый
принялся деликатно выспрашивать, чему он обязан таким приемом. Старец,
правда, временами еще огрызался: "А чтоб тебя накоротко замкнуло! Чтоб
тебя навеки заело, мержавчик!" - однако ж немного погодя поостыл и
позволил умилостивить себя настолько, что, подняв назидательно палец,
посапывая, ругаясь время от времени и часто искря, отчего в избушке озоном
пованивало, такими словами свою историю рассказал:
- Знай, чужеземец, что я мыслянт, из мыслянтов первый, онтологией
занимающийся по призванию, а имя мое (блеск которого затмит когда-нибудь
звезды) - Хлориан Теоретии Ляпостол. Родился я от бедных родителей и
сызмальства чувствовал тягу к мышлению, исследующему бытие; а шестнадцати
лет написал первый свой труд под названием "Боготрон". Это общая теория
апостериорных божеств, каковые божества потому должны быть встроены в
Космос высшими цивилизациями, что, как известно, материя первична и в
самом начале никто не мыслит. Значит, на заре мироздания безмыслие царило
полнейшее; и впрямь, погляди-ка на этот Космос - ничего себе вид!! - Здесь
задохнулся от гнева старец, затопал, а затем, ослабев, продолжал: - Я
объяснил тебе необходимость приделывания богов задним числом, раз уж
передним их не было; и всякая цивилизация, занимающаяся интеллектрикой,
ведет дело прямехонько к построению Абсолютного Всемогутора, или
ректификатора зла, то бишь выпрямителя путей Разума. В этом труде я
поместил и план первого Боготрона, а также характеристику его мощности,
измеряемой в богонах - единицах всемогущества; один богон соответствует
чудотворению в радиусе миллиарда парсеков. Когда сей труд был напечатан
моим иждивением, я выбежал поскорее на улицу в полной уверенности, что
народ немедля меня на руках понесет, увенчает цветами, осыплет золотом;
куда там - хоть бы киберняга какая меня похвалила! Скорее изумленный этим,
нежели разочарованный, я тотчас сел и написал "Бичевание Разума" в двух
томах, где разъяснил, что перед каждой цивилизацией имеются два пути, а
именно - либо себя самое замучить, либо до смерти заласкать. То либо
другое она совершает, пожирая мало-помалу Космос и перерабатывая остатки
звезд в унитазы, колесики, шестеренки, портсигары и подушечки-думки, а
происходит так оттого, что, не умея Космос понять, она норовит все
Непонятное как-нибудь переиначить в Понятное и не унимается, пока
туманности в клоаки не переделает, а планеты в диваны и бомбы,
руководствуясь при этом Высшей Идеей Порядка, ибо лишь Космос
заасфальтированный, канализированный и каталогизированный кажется ей в
меру пристойным. Во втором же томе, названном "Advocatus Materiae"
["адвокат материи" (лат.)], я объяснил, что Разуму по причине его
ненасытности лишь тогда хорошо, когда удается какой-нибудь гейзер
космический поработить или атомный рой приневолить к изготовлению мази
против веснушек, после чего он не мешкая набрасывается на следующий
феномен, дабы и этот трофей приторочить к поясу средь прочей сциентистской
добычи. Когда же и эти два тома великолепных мир молчанием встретил, я
сказал себе, что главное - терпение и упорство. А потому после защиты
Мирозданья от Разума, который я вывернул наизнанку, а также Разума от