"Леонид Леонов. Бродяга (Советский рассказ двадцатых годов)" - читать интересную книгу автора

хлестнул ее кнутом и ждал опять, но не было жены. Тут мальчишка, пускавший
кораблики в оттепельной лужице, крикнул ему сквозь палисад, что Катеринка
у Сереги на выселках. Чадаев дрогнул и огляделся: чесалась у дерева
соседская кобыла, прося жеребца, и две бабы у колодца откровенно наблюдали
его смятение.
Тогда, как был в сермяге и с кнутом, Чадаев пошел на выселки, и опять
руки .его сами вытягивались вперед, точно спешили на злодейство.
Пересекая церковную лощинку, все искал он качеств в Сереге, которыми
совратилась Катеринка. Был то беспутный мечтатель о таком переустройстве
мужицкого хозяйства, чтоб росли в одном сообщем саду золотые яблоки; за
диковатину эту и был он наказан должностью в волостном исполкоме. Он жил
со вдовым братом, и на шестах вкруг их жилья развешены были медные
советские нитки. В зимние вечера зачастую сбиралась к нему молодежь и с
благоговейной дремотой взирала, как передвигая рычажки на самодельном
ящичке, прислушивается Сёрега к самому неслыханному в мире... Приближаясь,
Чадаев усмехался и все косился на рыжий пожар заката, заливаемый вечерней
тенью. У крыльца толпились бабы; они враждебно расступились перед
Чадаевым, остекленевший взор которого предостерегал грознее, чем кнут,
стиснутый сквозь рукавицу. Ни одна не посмела вступить за ним в
горьковатую темень сейей.
Сперва только лиловые колеса, виясь и качаяеь, всплывали в глазах
Чадаева, но сердце уже учуяло преступное присутствие Катеринки. Тишина
показалась ему неблагополучной, и он подозрительно переступил с ноги на
ногу, не решаясь войти сразу на чужую беду. В предчувствиях своих он не
ошибся:
ранним утром Серегу захлестнуло деревом на рубке леса, и теперь он
умирал, лежа на лавке посреди избы. Приподнятое подушкой желтое его лицо
призрачно мерцало, точно большая восковая свеча отражалась в нем. Он лежал
недвижно, но бегали в его теле суетливые мелкие струйки, а губы распахнула
жадная и горькая улыбка. Чтоб утишить его страдания, под ухо ему приложили
трубку радио, она одна жила холодными сверканьями в потемках избы. Чадаев
увидел жену. Стоя возле на коленях, Катеринка жалостно смотрела в
любовниково лицо и, повторяя все его движенья, как бы и сама слышала все
то, чему в последний раз улыбался Сёрега.
Оно длилось уже с утра, это необыкновенное свидание, даже сам Чадаев не
посмел прервать его. Он кашлянул, и Катеринка обернулась. По ее
исплаканному лицу скользнул строгий ветер, едва разглядела в руке мужа
кнут. Оживленный теплом чадаевской руки, кнут бился и двигался, и Чадаеву
стоило труда усмирить его злую прыть. С опущенными глазами Чадаев
беспрепятственно прошел к изголовью соперника.
- Теперь уже не поблудуешь, Сёрега... а? - горько спросил он,
протягивая ему прощенье, в котором тот уже не нуждался. Сёрега задвигался
и неверной, в ссадинах рукой стал натягивать на себя тулупчик, которым
прикрыты были искалеченные ноги. - Холодно? Пока жив - все холодно, как
помрешь, так и согреешься, - строго и важно прибавил Чадаев и, сам дивясь
силе, которая удержала его на месте, помог Сереге переместить тулуп.
- Не стращай его смертью, ему и жить не слаще... - бросила Катеринка, и
новый холодок, подувший с ее лица, заставил Чадаева умолкнуть; потом опять
бесстрашно и жалобно она припала к своему еще не оплаканному праху, точно
была с ним наедине.