"Леонид Леонов. Бродяга (Советский рассказ двадцатых годов)" - читать интересную книгу автора

Сёрега, казалось, дремал; трубка радио отвалилась от его щеки. Чадаев
взял ее украдкой и прижал к собственному уху.
Там глухо звенела пустота, и, лишь вникнув всем существом, он различил
глухое журчанье труб, обвиваемых как бы длительными и гибкими вздохами.
Музыка доносилась отдаленно и таинственно, как бы сквозь сотню закрытых
дверей, но еще явственней, чем в ту свирепую ночь, раскрывалась в ней.
Катеринкина тайна. Он суеверно отдернул руку и дико покосился по углам:
никто не следил за ним... и опять, весь красный и в поту, он подслушивал
пугающий и влекущий Серегин мир. Музыка переменилась, - нечеловеческий
голос, вкрадчивый и покорительный, пытал Чадаева его детьми, которых, как
ни молил он, так и не дала ему судьба; его конями, давней и неутоленной
страстью Чадаева, одна мысль о которых холодила лицо; всем самым дорогим
для человека на земле. Качая головой, точно чурался колдовской близости
счастья, он ринулся из избы и на крыльце столкнулся с докторицей, за
которой в обед съездил Серегин брат.
Катеринку поздно вечером привели бабы и оставили у крыльца. Чадаев
видел с печки, как она, постояв с раскинутыми от горя руками, пластом
повалилась на лавку. Черный от любви и униженья, Чадаев спустился к ней и
присел рядом.
Катеринка в каменящем страхе глядела на обезображенное страстью лицо
мужа, готовая к любому истязанью. Тогда, едва смея дышать, он наклонился к
ней и обнял ее плечи.
- Сучка ты, бедная моя... - шепнул он, люто страдая от недостатка иных,
нужных слов.
Она медленно сдвигалась в угол, но едва коснулась ее виска рыжая
проволока мужней бороды, она метнулась в сторону и закричала, как от
ожога. Застигнутый врасплох Катеринкиным воплем, Чадаев озадаченно
топтался посреди избы, а жар вторично не истраченного прощенья чадно
дымился в нем. Потом он шатко потащился к своей печке. Не топленная
накануне, она была холодна, а холод сообщал его забытью отрывистые и дикие
виденья. Кроме прочего, ужасного, как казнь, снилась ему и молдаванка; она
призывающе протягивала руки к уходящему Чадаеву, и самые руки ее издавали
манящий и ранящий звук. К рассвету стало сыро, в окнах падал скверный
снежок, Катеринки не было в избе. Чадаев посидел на лавке, слушая, как
охает что-то в подполье, потом вышел в сад, но там было еще неприютней, он
воротился в дом. Тут-то и пришел к нему председатель Сорокин с повесткой о
взыскании недоимки.
Маленький и по пронырливости с хорьком схожий мужик этот никогда не
приходился по душе Чадаеву; он все спешил, куда-то и задыхался, даже жил
со злостью, точно исполнял досадную повинность. Положив повестку на стол
перед Чадаевым, он приказал расписаться.
- Печатный знак могу прочесть, а писать не надоумлен, - просто сказал
Чадаев.
- Крест поставь, что читал, а завтра и опишем... - скрипуче ответил
Сорокин.
Они встретились глазами, и оба отвернулись, точно ловили друг друга на
лжи.
- Беда меня посетила, Сорокин, - глухо сознался хозяин, глядя в нелепую
сургучную печать на поле председателева полушубка, доставшегося ему,
видимо, по описи. - Серега-то ведь на постель ко мне ходил!..