"Роман Леонидов. Шесть бумажных крестов " - читать интересную книгу автора

Сегодня в сумбурном переплетении пиний на потолке я увидел знакомый
профиль: орлиный нос мыслителя, аскетически впалые щеки, болезненную складку
губ.
- А, это вы, Хейдель, мой учитель, мой наставник и прочее, и
прочее?.. - спросил я воображаемое лицо.
Пепельные губы сжались среди мрака, да, мне точно показалось, сжались в
недовольную гримасу.
- Ну разумеется, - кивнул я понимающе, - вы всегда чем-то шокированы,
метр. Догадываюсь. Мы проиграли - вы и я. А кто знал, чем это кончится?
Историограф?.. Это звучит достаточно гуманно. И все же, если задуматься.
Разве можно было быть уверенным в том, что самая чистая профессия не станет
орудием в руках мясника? Впрочем, вы всегда избегали давать ответы на такие
вопросы. Вы, Хейдель, были убеждены, что настоящий ученый нейтрален в высшем
смысле и свобода - его единственное и универсальное мерило истины. Да, ваше
счастье, что в то время, когда завсегдатаи пивных решили, что им под силу
расколоть земной шар пивными кружками, вы покоились в уединенном уголке
Зальцбургского кладбища. Над вашей утомленной головой мирно шептались
каштаны, а над головами живых!.. Если я и прощаю вам ваш оптимизм, то только
из любви к вам. Ведь с самого начала войны, когда в тридцать восьмом
рейхсканцлер в берлинском Спортпласе открыл всему миру наши карты, с этого
самого момента я служил армейским санитаром, а моя карьера, латинские
хроники, - все это осталось в далеком, теперь уже никому не нужном прошлом.
Я получил все сполна: засохшие, пропитанные кровью бинты, целые реки
йода, удушливый запах наркоза, бессонные ночи и так до бесконечности. Я выл.
Что ни говори, а я был избалован жизнью. Первый год войны, первое отчаяние,
первый шаг к смирению. Машина войны работала вразнос.
И тут произошло непредвиденное...
Меня неожиданно отозвали в штаб сухопутных войск и передали в
распоряжение берлинского отдела по науке. Именно тогда началось мое
вынужденное сотрудничество с доктором Ф. Знал ли я тогда, Хейдель, что после
такой расстановки фигур все ваши реминисценции вылетят в трубу.
Я знаю, что имя Ф. вам ни о чем не говорит. Вы заведовали кафедрой
средневековой историографии в Зальцбурге, а доктор Ф. в это же время
занимался гипнозом, парапсихологией и феноменами где-то в Швейцарии. В
Германию он приехал в тот момент, когда многие предусмотрительно
эмигрировали за океан. Он нашел сочувствие, материальную поддержку. Ему
отвели место под парусами третьей империи, и, надо полагать, на него
возлагали известные надежды. Все связанное с темными сторонами человеческой
психики имело в те годы самый широкий сбыт. Однако и я тогда еще не знал,
кто такой доктор Ф. и какие зеркала он льет.
Я был порядком замучен процедурой с документами, а они в иных ситуациях
значат больше, чем сам человек.
Заглядывая в витрины универсальных магазинов, я бродил по Берлину.
Тощие ноги манекенов торчали среди банок консервированного пива. В парке на
карусели развлекались солдаты. Они трепали паклевые гривы деревянных пегасов
и швыряли окурки. Хозяин карусели в тирольской шляпе с фазаньими перьями
заискивающе гоготал. Полки в книжных магазинах были удивительно красочные.
То была веселенькая драпировка из сотен военных изданий. Я бродил и ждал и
был почти убежден, что произошла ошибка, что внезапный вызов будет иметь для
меня катастрофические последствия. Мог ли я предполагать, что отделу по