"Борис Леонтьев. Триумф Великого Комбинатора, или возвращение Остапа Бендера" - читать интересную книгу автора

Слово "эпигон" здесь мною употреблено в положительном смысле,
даваемом точным переводом c греческого - "рожденный после" (и
накак по-другому), то есть в смысле "продолжатель", а не в том
негативном значении "механического, нетворческого подражания",
которое почему-то это слово у нас приобрело. (Ох, уж эти
инверсии! Ведь, например, французское "амбре", означающее,
вообще-то "приятный запах", "зловоние". Так же и c "эпигоном").
Итак, Леонтьев - первый эпигон Ильфа и Петрова. Этим все
сказано! Здорово! Трепетно! И... страшно ответственно!
Но - хватит об авторе. Это все же - не биографограмма
для Большой и Малой российской энциклопедии. Надо сказать и о
романе. О том, что я, например, ощутил, (первым!) прочтя его.
Буду предельно краток. И неангажированно прям.
Итак, "Триумф великого комбинатора". Роман о
пост-ильфопетровской жизни Остапа-Сулеймана-Берты-Марии
Ибрагимовича Бендера-бея, PСФСP, 30-е годы XX века.
Повествование у Леонтьева начинается c того, чем оно
заканчивается у классиков - c возвращения самого умного
блудного сына лейтенанта Шмидта из ультракраткосрочной
эмиграции на Запад и заканчивается отплытием героя из
вожделенной им от начал до концов всех теперь уже трех книг о
нем, но затем разонравившейся ему Бразилии в США, где Бендер,
надо полагать, c великой пользой для себя и капиталистической
системы в целом, сможет сполна реализовать свои способности.
Между этими граничными важными событиями разворачиваются
другие, весьма и не шибко важные, историчные и не больно-то,
очень правдоподобные и совершенно фантастические события. Но c
ильфопетровским динамизмом и c развитой напряженностью.
Не сказал бы, что Б.Леонтьев пишет, как того требовала от
себя и других Марина Цветаева, "образцово и сжато", но что
задорно, c выдумкой, подчас смешно - это уж точно. А это для,
по существу, юного прозаика - немало. По роману вполне можно
изучать, как по хорошему путеводителю, города Газганд,
Бришкент, Москву и сам Немешаевск. Этот роман очень легко будет
инсценировать и экранизировать (только вот кто возьмется?).
Тоже - немало.
Теперь - относительно правдоподобия, историзма
повествования. Если строго требовать от беллетриста, пишущего
развлекательный роман, пресловутый историзм было бы неверно, то
c правдоподобием дело обстоит иначе: оно должно, как сейчас
говорят, присутствовать в романе, коль последний реалистический
(слава Богу, без приставки "соц"). Пример. Глава XX.
Первомайский праздник в Москве, Красная площадь, Сталин на
"Ленине", толпа граждан. Уже сажают за "политику". А такой
осторожный в выражении своих политических пристрастий Бендер и
трусливый подпольный миллионер Корейко в открытую "гутарят" о
неприятии ими советских порядков. Пусть вполголоса, даже
шепотом. Но - в толпе! В которой шныряют осведомители и
ГПУшники. Не спорю, отношение Остапа к коммунистической власти
- адекватно ее кретинизму, таким он был еще у классиков,