"К.Н.Леонтьев. Средний европеец как орудие всемирного разрушения " - читать интересную книгу автора

лицами (великими людьми), а не толпою".
Эпиграфом своей книги он ставит ту же мысль о необходимости разнообразия,
которую первый выразил Вильгельм фон Гумбольдт в давным-давно забытой и почти
неизвестной книге: "Опыт определить границы влияния государства на лицо".
"Цель человечества, - говорит В. фон Гумбольдт, - есть развитие в своей среде
наибольшего разнообразия. Для этого необходимы: свобода и разнообразие
положений".
Книга В. фон Гумбольдта писана еще в конце прошлого столетия, когда
государственное начало было везде очень сильно (и в руках революционного
Конвента еще сильнее, чем у монархов), и потому В. фон Гумбольдт боится, чтобы
государство не задушило свободы лица развиваться своеобразно; а Дж. С. Милль
гораздо больше боится общественного мнения и общей современной рутины, чем
государственного деспотизма. В этом он, конечно, прав, но как мы ниже видим,
продолжая, как и все либералы, верить в европейский прогресс и не понимая, что
(для самой Европы, по крайней мере) прогресс есть не что иное, как неизлечимая,
предсмертная болезнь вторичного смесительного упрощения; он изыскивает для
излечения вовсе не подходящие средства.
Будем продолжать выписки из его книги..
Заботы моралистов и многих честных буржуа, заботящихся только о том, чтобы народ
работал смирно и не пьянствовал, - эти заботы он зовет со злобой "une marotte
humanitaire de peu de consequence".
Он приводит слова Токвиля о том, что "французы позднейших поколений гораздо
больше похожи друг на друга, чем их отцы и деды", и жалуется, что нынешние
англичане, по его мнению, еще однообразнее французов.
И еще вот что говорит Милль об Европе:
"В прежнее время в Европе отдельные лица, сословия, нации были чрезвычайно
различны друг от друга; они открыли себе множество разнообразных исторических
путей, из коих каждый вел к чему-нибудь драгоценному; и хотя во все эпохи те,
кои шли разными путями, не обнаруживали терпимости друг к другу, хотя все они
сочли бы прекрасным сделать всех других насильно схожими с самими собою, однако
взаимные усилия их помешать чужому развитию редко имели прочный успех, и каждый
в свою очередь вынужден был, наконец, воспользоваться благом, выработанным
другими. По-моему, Европа именно обязана этому богатству путей своим
разнообразным развитием. Но она уже начинает в значительной степени утрачивать
это свойство (преимущество). Она решительно стремится к китайскому идеалу --
сделать всех одинаковыми".
И далее:
"Условия, образующие различные классы общества и различных людей и создающие их
характеры, с каждым днем все становятся однообразнее".
"В старину люди различных званий, разных областей, разных ремесел и профессий
жили, можно сказать, в различных мирах. Теперь они живут почти в одном и том же
мире. Теперь, говоря сравнительно с прежним, они читают одно и то же, слышат
одно и то же, видят одинаковые зрелища, ходят в одни и те же места; их страх и
надежды обращены на одни и те же предметы; права их одинаковы; вольности и
средства отстаивать их одни и те же. Как бы ни велики были еще различия в
положениях, эти различия ничто перед тем, что было прежде. И "ассимиляция" эта
все растет и растет! Все нынешние политические перевороты благоприятствуют ей,
ибо они стремятся возвысить низшие классы и унизить высшие. Всякое
распространение образованности благоприятствует ей, ибо эта образованность
соединяет людей под одни и те же впечатления и делает вседоступ-ными общий запас