"К.Н.Леонтьев. Средний европеец как орудие всемирного разрушения " - читать интересную книгу автора

и обрядом, а не одним расчетом и практическим благонравием. Общества же вроде
Нью Лапорка Овена разлетелись в прах.
В своей политической экономии Милль очень занимателен, но опять не столько
там,
где он является созидателем будущего, там он осторожный лишь подражатель
французским социалистам; а больше там, где он, как простой и добросовестный
наблюдатель, изображает реальное положение дел в разных странах; в тех главах,
где он говорит о фермерстве разного рода, о положении крестьян и характере
работников в разных странах Европы и т. п. К тому же и тут, как и у всех
либералов и прогрессистов, на знамени стоит "благоденствие" и больше ничего.
Есть, однако, и тут у него одно место, которое действительно очень оригинально
и
смело в книге, заботящейся об агрономии. Это то, где Милль уговаривает людей
перестать слишком тесниться и слишком заселять и обрабатывать землю...
"Когда последний дикий зверь исчезнет, - говорит он, - когда не останется ни
одного дикого свободного и леса, - пропадет вся глубина человеческого ума, ибо
не подобает человеку быть постоянно в обществе ему подобных, и люди извлекли
давно уже всю пользу, которую можно было извлечь из тесноты и частых сообщений".
Но как же при мирном прогрессе без падения и разгрома слишком старых цивилизаций
остановить бешенство бесплодных сообщений, которое овладело европейцами; как
утишить это воспалительное, горячечное кровообращение дорог, телеграфов,
пароходов, агрономических завоеваний, утилитарных путешествий и т. п.? Средство
одно - желать, чтобы прогресс продолжал скорее свое органическое развитие и
чтобы воспаление перешло в нарыв, изъязвление или антонов огонь и смерть, прежде
чем успеет болезнь привиться всем племенам земного шара!
А Милль говорит там и сям, что в прогресс нельзя не верить. И мы, правда, верим
в него; нельзя не верить в воспаление, когда пульс и жар, и даже движения
судорог сильны, и сам человек слаб...
После этого прекрасного замечания Милля против заселения и обработки земного
шара нам будет легко перейти к Рилю, немецкому публицисту, который думает о том
же уже не мимоходом, а целыми такими книгами, как "Land und Leute".
Я не имею под рукой теперь ни самой книги Риля, ни чьей-нибудь статьи об этом
сочинении; и потому все, что я скажу об нем на память, будет верно только в
общих чертах. В книге "Land und Leute" Риль жалуется, что в средней Германии
умы, характеры и, вообще говоря, люди измельчали и как-то смешались во что-то
неопределенное и бесцветное; произошло это от многолюдства, тесноты, множества
городов, удобства сообщений и т. п. Он придает большое значение лесу, степным
пространствам, горам, одним словом, всему тому, что несколько обособляет людей,
удаляет их друг от друга и препятствует смешению в одном общем типе. Только
крайний север Германии и крайний юг ее, по мнению Риля, имеют еще некоторую
глубину духа (имели, вероятно, и едва ли иметь будут надолго; "претворение всего
в одно - идет и идет вперед", - как выразился с ужасом Милль). На юге есть
высокие горы и большие леса, говорит он, и потому люди еще не совсем стали
похожи на людей средней Германии. У них есть еще глубина духа, даровитость и
своеобразие. В средней Германии - только в прирейнских виноградниках, а не в
городах есть у людей что-то свое (кажется, он говорит, особый юмор или особая
веселость).
Боюсь, чтобы кто-нибудь не принял этот вопрос за политическую децентрализацию!
К. Аксаков (кажется) жаловался на то, что северо-американцы все до одного
отравились политическим принципом, приняли слишком много государственности