"К.Н.Леонтьев. Средний европеец как орудие всемирного разрушения " - читать интересную книгу автора

внутрь. Есть теперь и русские такого рода в обилии. Боюсь, чтобы кто-нибудь не
подумал с либеральной невинностью, что стоит только на Кавказе или в Туркестане
завести земские учреждения и ограничить власть губернаторов, чтобы эта глубина
духа явилась тотчас же. Но Риль говорит о своеобразии, а не своевластии или о
самоуправлении!
Земские учреждения могут быть и полезны, и хороши, но если будет у нас глубина
духа и даровитость, то вовсе не от них, а от иных, более серьезных причин. Г.
Кошелев, например, говорят, был полезный деятель земских учреждений, но глубины
в его статьях нет никакой; все дно видно, и премелкое дно! Например, в статье,
напечатанной в "Беседе", "Что нам нужно?" (Совсем не то нужно, г. Кошелев; нужна
правда, но больше философская, чем юридическая; юридическая правда не излечит
нас от европеизма!)
Риль в этом случае думал о своеобразии провинциальной жизни потому, что смешение
и упрощение людей средней Германии в одном общем и мелком типе ему так же не
нравится, как не нравится Миллю всеобщее индивидуальное упрощение Англии и
континентальной Европы. Риль заботится не только о своеобразии и бытовой
отдельности провинций; он заботится точно так же и об отдельности и своеобразии
сословий. Очень ясно это изложено у него в книге его "Четвертое сословие или
пролетариат". В этой книге он даже приводит злорадно мнение немецких крестьян о
железных дорогах; он уверяет, что в некоторых местностях они смотрят на них, как
на новый вид Вавилонского столпотворения, на пагубное смешение языков, и дерзает
даже видимо сочувствовать им. Быть может, были такие крестьяне в то время, когда
он писал свою книгу (я не знаю, когда она вышла); но я недавно видел уже и на
утесах живописного Земмеринга крестьян в цилиндрах, ждущих поезда с зонтиками
под мышкой.
Дж. Ст. Милль предлагает средство невозможное и непригодное - своеобразие
и
разнообразие европейской мысли без разнообразия и своеобразия европейской жизни.
Риль с этой же целью советует как бы нечто лучшее: по возможности долгое со
хранение старых общественных групп и слоев; предостерегает от дальнейшего
смешения. Действительно, только при этом условии возможно некоторое подобие
того, о чем заботится и сокрушается Милль; но, во-первых, Риль сын своего народа
и своего века; он не в силах уже идти дальше простого охранения старого,
имеющегося налицо. Оттенки групп Северной Пруссии, Баварии, Тироля, Рейна и т.
п. Все это больше и больше сглаживается; а совершенно новых, но глубоко
разделенных групп и слоев он не может себе вообразить и не трудится. И по
отношению к Западу и своей отчизне он прав. На старой почве, без нового
племенного прилива или без новой мистической религии - это невозможно.
Когда на развалинах Рима и Эллады образовались новые культурные миры Византии и
Западной Европы, то, во-первых, в основание легла новая мистическая религия;
во-вторых, предшествовало этому могучее племенное передвижение (переселение
народов): на Востоке для образования Византии - меньше, на Западе - больше; и,
в-третьих, образование нового культурного центра - Византии на Босфоре.
Христианство, новая религия для всех, для Востока и Запада; для Запада - центр
старый, но обновленный иноземным племенным приливом; для Востока - племя старое,
греческое, гораздо менее обновленное иноземцами, но отдохнувшее, так сказать, в
долгом застое идей, и центр совершенно новый - Византия.
Ничего подобного в Европе Западной нет и пока не предвидится.
Риль поэтому прав вообще, что нужны пестрые группы как для образования особых,
общих, крепких типов, однородных в каждой группе, отдельно взятой, своеобразных