"К.Н.Леонтьев. Средний европеец как орудие всемирного разрушения " - читать интересную книгу автора

при сопоставлении с другими группами и слоями; так и для богатой формации
отдельных типов, и для содержательности самих произведений ума и фантазии. Так,
например, монах, похожий на других людей своей сословной группы, на монахов,
становится очень оригинален, как только мы его сравним с членом другой, довольно
однородной в самой себе сословной группы, положим, с солдатом; так малоросс,
сохранивший все главные психические и бытовые черты своей провинциальной или
этнологической группы, не особенно оригинальный у себя дома, чрезвычайно
оригинален, если его сравнить с великороссом-крестьянином, представителем другой
местной группы и т. д.
Тип, смешанный из двух равно крепких, имевших время устояться типов, выходит
нередко в своем роде прекрасный. Таковы, например, выходившие прежде у нас
хорошие монахи из старых солдат. Таковы бывали у нас же дворяне, генералы из
мужиков, поповичей или простых казаков: старый Скобелев, Котляревский, граф
Евдокимов; или даже генералиссимусы из московских пирожников, подобно Меншикову.
Таков был Наполеон I из семьи бедных, закоснелых корсиканских дворян.
Чем бледнее будут цвета составных частей, тем ничтожнее и серее будет и сложный
из этих цветов психический рисунок; чем отделънее будут социальные слои и
группы, чем их обособленные цвета гуще или ярче, чем их психический строй тверже
(т. е. обособленнее), чем неподатливее на чужое влияние, - тем и выше, и больше
будет случайный, вырвавшийся из этих групп и прорвавший эти слои, сложный
психический или вообще исторический продукт. (Например, Лютер из католичества.)
Это и бывает, заметим, в первые годы скорого смешения; например, так было во
Франции от 80-х годов XVIII столетия до 40-х годов нашего века. Влияния старых
групп и слоев еще не погибли, требования новых идей и стремлений заявили себя с
необычайно бурной силой. Смешение насильственное произошло и дало сначала
трагически - героев террора, потом Наполеона и его генералов; Ж. де Местра,
Шатобриана, Беранже и т. д... Смешение продолжалось; цвета обособляющие стерлись
еще более; все примирились, притерлись и выцвели.
Как же быть, чтобы посредством или сохранившихся, или образовавшихся рилевских
групп достичь того, чего бы желали Герцен и Милль, - силы и своеобразия
характеров?
Нужно, чтобы дальнейшая жизнь привела общество к меньшей подвижности, нужно,
чтобы смешение или ассимиляция сама собой постепенно приутихла. Другого исхода
нет не только для Запада, но и для России и для всего человечества.
[Обратимся теперь к писателям другого рода.] Посмотрим, что говорит Гизо. Лучшим
источником могут нам служить его лекции "О цивилизации в Европе и во Франции".
В
них с наибольшей ясностью и силой выразился его дух.
Во-первых, как он определяет цивилизацию? "Цивилизация, - говорит он, - состоит
из двух моментов; из: 1) развития лица, индивидуума, личности в человеке в 2)
развития общества. Идея, которая, как мы доказали на основании естественных
наук, несовместима со вторичным старческим смешением и упрощением, с
бесцветностью лица и с простотою общества. Высшее развитие по-нашему (т. е. по
фактам естествоведения) состоит из наибольшей сложности с наибольшим единством.
(Замечательно, что с этим определением ней развития в природе вещественной
соответствует и основная мысль эстетики: единство в разнообразии, так называемая
гармония, в сущности не только не источающая антитез и борьбы, и страданий, но
даже требующая их.) Поэтому высшая степень цивилизации, если только мысль Гизо
совпадает с нашей, должна бы состоять из подчинения весьма разнообразных,
сложных, более или менее сильных неделимых - весьма мудрому, глубокому (т. е.