"К.Н.Леонтьев. Средний европеец как орудие всемирного разрушения " - читать интересную книгу автора

сложно задуманному или инстинктивно уловленному и все-таки сложно чувствуемому)
общественному строю. Из разных определений и картин, которые он предлагает в
первой части своего труда "О цивилизации", мы видим, что он очень далек от
боклевской наивности. Он находил, например, что общество нынче развито и сильно,
но жаловался, что лицо современное несколько слабо [, непредприимчиво,
ничтожно]. (Наши нигилисты''1 Разрушители?)
Гизо верил ошибочно в прочность буржуазного порядка дел, которого он был волею
и
неволею представитель, и потому думал, что общество современное, его влияние и
власть, прочно и сильно. 48-й год доказал ему его ошибку насчет общества, и
вместе с тем подтвердил, что лицо стало ничтожнее. Кто же станет сравнивать
революционеров 48-го года с революционерами 89 и 93-го годов XVIII века?
Аристократизм реставрации со знатью прошлого в Европе! Теперешнее положение дел
во Франции подтверждает то же еще сильнее, т. е. что прогресс Франции не есть
развитие, не есть пышность в единстве, а есть простота однообразия в разложении.
Ничтожные лица, полинялые люди, поверхностные, не сложные, имеющие в себе мало
ресурсов, стремятся растерзать общество бессильное, уже весьма упрощенное против
прежнего своим уставом, своей организацией.
Есть еще другая идея в книге Гизо, очень важная и нам крайне пригодная Он
первый
заметил, что Франция имеет в среде других государств и народностей Запада ту
особенность, что у нее яснее и определеннее вырабатывались одно за другим те
начала или те элементы, которые более запутанно и смутно проявлялись у Германии,
Англии и т. д. Поочередно во Франции и с величайшей силой и ясностью царствуют
церковь, дворянство, кopoль и, наконец, буржуазия. У других народов все это
действует смутнее и смешаннее, и потому действительно правы те, которые думают,
что, зная хорошо историю Франции, можно уже иметь понятие об истории всего
Запада, а зная хорошо историю одной Германии или одной Испании, - Европы знать
не будешь, и даже и эти частные истории поймешь смутнее, чем понял бы их тогда,
когда стал бы читать их после знакомства с ясной и резкой историей Франции.
Последствия оправдали Гизо, теперь хочет царствовать работник, и кто же верит в
прочность нынешней якобинской республики; она должна выйти гнилее 2-й империи,
и
за ней последовать должно или ужасное разорение, или торжество чрезмерной
простоты уставов и быта, гниение или окостенение; насильственная смерть или
постепенное обращение во вторичную простоту скелета, обрубленного бревна,
высушенного в книге растения и т. п.
Мы сказали, что во Франции царствовали поочередно: церковь, дворянство, король,
среднее сословие, и теперь хочет царствовать работник. Над чем же он стал бы
царствовать в коммунистической республике, если бы этот идеал осуществился хотя
бы и ненадолго? Конечно, над самим же собой, все более или менее работники. Нет
церкви; нет дворянства; нет государя; нет даже большого капитала Все над всеми,
или, как уже не раз говорили: воля всех над каждым.
Чего же проще, если бы это могло устоять?
Гизо, мы сказали, не желал такого рода упрощения, он был не демократ в политике
и не реалист в философии; он был аристократ в политике и христианин в чувствах.
Сверх того, Гизо одарен высоким классическим (т. е. латино-греческим)
образованием. Буржуазию и капитал он поддерживал только по необходимости, потому
что у него не было другого лучшего охранительного начала под рукою во Франции;
он