"К.Н.Леонтьев. Средний европеец как орудие всемирного разрушения " - читать интересную книгу автора

Гизо в 30-х годах. Но во времена последовавшей за венским конгрессом
монархической, религиозной и аристократической реакции конституция являлась
идеалом умнейших людей. Эгалитарно-либеральный процесс не обнаруживал еще всех
горьких плодов своих; и Гизо не мог предугадать, что демократическая конституция
есть одно из самых сильных средств к тому именно дальнейшему смешению, которого
он, как тогдашний консерватор и как поклонник сложного и солидного развития,
желать, конечно, не мог.
Другое мое замечание касается тою, как Гизо понимает развитие лица. В ею
взглядах на это есть большая разница со взглядами Дж. Ст. Милля9. ..
Мнения Гизо, благоприятные сложному развитию лица, важны, между прочим, и
потому, что он был не только публицистом или ученым, но и деятельным
государственным человеком; он сумел удержаться первым министром в течение
долгого времени в столь подвижной среде, как парижская среда его времени.
Дж. Ст. Милль и Гизо с той точки зрения государственно-культурной статики, о
которой я говорю, взаимно дополняют друг друга; первый яснее и разностороннее
относится к столь существенно важному вопросу о разнородности и оригинальности
людей; второй решительнее обращает внимание наше на начало христианского или,
вообще скажем, религиозного единства, необходимого для сохранения тех
культурно-государственных типов, которые из этого единства произошли прямо или
утвердились антагонистически, но все-таки и антагонизмом способствуя общей
прочности.
Если эти два писателя (или вернее сказать - те две книги, о которых я говорю)
дополняют друг друга, то Риль подкрепляет их мнения с другой стороны. Милль
заботится о силе и разнообразии характеров и положений; Гизо специальнее мнят
христианским единством, долженствующим удерживать всю эту общественную и личную
пестроту в определенных пределах; а Риль доказывает, что для разнородности
характеров и для крепкой выработки их нужно обособление, нужно разделение
общества на группы и слои; и чем резче отделены эти группы и слои друг от друга
природой ли (горами, степью, лесом, морем и т. д.) или узаконениями, обычаями и
строем жизни своей, тем нравственные и далее умственные плоды подобного
общественного строя будут богаче, и будут они богаче не вопреки неравномерному
разлитию знаний, а именно отгодаря этой неравномерности; благодаря разнородности
взглядов, привычек, вкусов и нужд.
Опять то, что я говорил прежде: знание и незнание - равносильные условия
для
развития обществ, лиц, государств, искусств и даже самой науки; ибо и ученые
должны же иметь разнообразный материал для науки.

IV

Кто-то из прежних писателей наших (если не ошибаюсь, К.С. Аксаков) заметил,
что
европейская история делает крутой поворот в своем течении ко второй половине
каждого столетия; быть может, это бывало и бывает везде, но в европейской
истории это не только нам субъективно заметнее, потому что известнее, но и в
самом деле an und fur sich объективно резче, ибо романо-германская цивилизация
самая сложная, самая резкая, самая самосознательная, самая выразительная изо
всех прежде бывших. В самом деле, вспомним, что случилось в самое среднее
десятилетие нашего века, т. е. от 48 до 60-го года, или, если хотите, от 51 до
61-го. (Это небольшое колебание цифр, конечно, не важно.) Первые