"К.Н.Леонтьев. О всемирной любви " - читать интересную книгу автора

Есть люди, весьма почтенные, умные и Достоевского близко знавшие, которые
уверяют, что он этою речью имел в виду выразить совсем не то, в чем я его
обвиняю; они говорят, что у него при этом были даже некие скрытые мечтания
апокалипсического характера. Я не знаю, что Ф. М. думал и что он говорил в
частных беседах с друзьями своими; это относится к интимной биографии его, а не
к публичной этой речи, в которой и тени намека нет на что-нибудь не только
"апокалипсическое" (то есть дальше определенного учения Церкви идущее), но и
вообще очень мало истинно религиозного - гораздо меньше, чем в романе "Братья
Карамазовы". Так как в недостатке смелости и независимости Ф. М. Достоевского уж
никак обвинять нельзя, то эту речь надо, по моему мнению, считать просто
ошибкой, необдуманностью, промахом какой- то нервозной торопливости; ибо в его
собственных сочинениях, даже и ранних, можно найти много мыслей, совершенно с
этим культом "всечеловека", "Европы" и "окончательной гармонии" несовместных.
Например, в "Записках из подполья" есть чрезвычайно остроумные насмешки именно
над этой окончательною гармонией или над благоустройством человечества. Если
Достоевский имел в виду все-таки что-то другое, так надо было прямо это сказать
и хоть намекнуть на это, а то по чему же люди могут догадаться, что такой умный,
даровитый, опытный и смелый человек говорит в этой речи одно, а думает другое,-
говорит нечто очень простое, до плоскости простое, а думает о чем-то очень
таинственном, очень оригинальном и очень глубоком?.. Догадаться невозможно.
Нередко, впрочем, случается и то, что писатель сам в жизни уже дозрел до
известной идеи и до известных чувств, но эти идеи и чувства его еще не дозрели
до литературного (или ораторского - все равно) выражения. Он еще не нашел для
них соответственной формы.
Я готов верить, что, поживи Достоевский еще два-три года, он еще гораздо ближе,
чем в "Карамазовых", подошел бы к Церкви и даже к монашеству, которое он любил
и
уважал, хотя, видимо, очень мало знал и больше все хотел учить монахов, чем сам
учиться у них.
Лично я слышал, он был человек православный, в храм Божий ходил, исповедовался,
причащался и т. д.; он дозрел, вероятно, сердцем до элементарных, так сказать,
верований православия, но писать и проповедовать правильно еще не мог; ему еще
нужно бы учиться (просто у духовенства), а он спешил учить!
Впрочем, большинство наших образованных людей, даже и посещающих храм Божий и
молящихся, так невнимательно и небрежно относится к основам учения
христианского, что, пожалуй, речь более православная не так бы и понравилась,
как эта речь, которая польстила нашей религиозной и национальной бесцветности и
как бы придала ей (этой бесцветности) высший исторический смысл.
Ошибка оратора, неясность и незрелость его мыслей на этот раз, вероятно, и
доставили ему такой шумный, но вовсе не особенно лестный успех.
Для того, кто этой речи покойного Достоевского не слыхал и не читал или кто
забыл те ее самые существенные строки, которые меня так неприятно удивили,- я
эти строки здесь помещаю. Вот они:
"Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только
(в
конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком, если
хотите. О, все это славянофильство и западничество наше есть одно только великое
у нас недоразумение, хотя исторически и необходимое. Для настоящего русского
Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия,
как удел своей родной земли, потому что наш удел и есть всемирность, и не мечом