"К.Н.Леонтьев. Хамид и Маноли" - читать интересную книгу автора

С тех его слов - и я меньше плачу, - а сбираю все, что заработаю, чтобы по
смерти моей половину только дочери моей оставить, а на другую половину
серебряную большую поликандилью на остров Тинос сделать. Так-то душа моя
покойнее! Живу и жду своего часа, когда и он чередом придет.
А тогда было не то. Сперва матушка заболела и скончалась. Жаль нам ее
было; и за ребенком моим она смотрела, и во всем помогала нам, и слова
дурного мы от нее не слыхали ни разу!
Что делать! Похоронили ее. И брат Маноли пришел на похороны из города,
только он мало об ней плакал; совсем от турецких ласк и подарков обезумел
мальчик и забыл сердцем семью.
Около этого времени поднялись на Вели-пашу наши сельские греки. Стал
браться народ за оружие; сбирались люди толпами и подступали к Ханье.
Вели-пашу и я сама часто видала; в Халеппе около Ханьи у него свой дом
был летний; в Халеппе же и английский консул тогда жил с женой. Он очень был
дружен с Вели-пашей: обедают друг у друга; гуляют вместе; паша возьмет
консульшу под руку, а консул возле идет. Мы смотрим и дивимся: как это турок
с англичанкой под руку идет! Точно он не турок, а франк настоящий! Такого
паши у нас еще и не видывали.
Вели-паша был наш критский; отец его так и звался Мустафа-Кырытлы-паша.
Имения у Киритли старика были огромные в Крите; недавно он их только все
распродал. Самый большой конак[5] и сад самый прекрасный около Серсепильи
были его. Войдешь - как рай! Фиалки цветут и благоухают по дорожкам, -
апельсины, лимоны, тополи стоят - кажется, до самых небес - высокие; фонтаны
льются; рыбки красные нарочно пущены в воду. А кругом этого сада, - куда ни
обернись, - все оливки широкие, тень прохладная, птички поют... Миру бы и
вечному бы счастью тут быть!
И жил бы Вели-паша у нас в Крите долго, если бы людей захотел обижать.
Политические люди, которые эти дела знают, говорят, будто бы он человек
не злой и с большим воспитанием; а только задумал, как паша египетский, от
султана особенно царствовать, или вот как на острове Самосе князь Аристархи
был.
Малое дело! Правда или нет - не знаю; только стал народ непокоен
что-то.
Есть у нас в селе кофейня. Держал ее тогда грек из Чериго. Такой был
патриот этот черигот, что Боже упаси! Усы - страсть большие; плечи, глаза -
все большое у него было.
Умел он и с турками ладить для выгод своих; а над дверьми кофейни своей
синею краской расписал такой букет цветов, что всякий видел (кто был
поученее или поумнее) - что это не цветы, а двуглавый орел византийский. И
газеты умел этот черигот доставать такие, которые запрещали турки строго.
Никогда даже и не скажет: - Крит; а все: отечество Миноса (это царь Минос
был у нас в Крите гораздо прежде чем турки пришли).
С моим Янаки они большие друзья были. Если нет в комнате турок, -
черигот сейчас пальцем в грудь мужа толкнет и скажет: "С такою силой, с
такими плечами да на войне не был!" - "Пойду и я, когда нужда будет!" -
скажет бывало Янаки.
Так у этого черигота стали сбираться наши часто и говорили о политике и
о том, что права даны были критским людям и опять отняты. Приходили и к нам
в дом, по вечерам. Меня уж и сон в углу давно клонит, а кафеджй нам все
говорит: "Права и права; Меттерних да Меттерних-австриец много грекам зла