"К.Н.Леонтьев. Пембе (Повесть из эпиро-албанской жизни) " - читать интересную книгу автора

и месят грязь. Это дело самых больших людей и самых простых, а мы, ни самые
большие, ни самые малые, должны заниматься бумагой...
Джимопуло так понравился Гайредину, что он просил его зайти, после
отдыха, чтобы посоветоваться с ним о многом до заседания в меджлисе.
Спать Гайредин уже не мог; велел закрыть ставни и подать себе лампу,
наргиле и кофе; заперся и, раздевшись, стал писать стихи.
Еще в Константинополе учил его персидской поэзии один старый турок, и
еще тогда старик говорил ему: "читай, читай, мой сын, персидские стихи.
Стихи великое дело! Стихи для души человеческой то же, что пение птицы в
саду. Человек-стихотворец, мой сын, сам уподобляется саду, наполненному
душистыми цветами".


V

Дня через два после пирушки доктора Пембе пришла к Гайредину вместе с
теткой и с одним скрипачом. Набелилась, нарумянилась, насурмила немного
брови, надела новое лиловое платье с большими ярками букетами. По улице она,
как следует турчанке, открытая не ходила, а всегда в яшмаке[15] и чорном
фередже.[16] Гайредин не узнал ее. Но только произнесла она "паша мой", как
сердце бея уже забилось сильнее. Тетка сказала, что они пришли за обещанным
платьем и золотою курточкой. Гайредин щедро одарил их, но просил не ходить в
другой раз без зова, чтобы народ не заметил, и обещал через неделю
пригласить их на пляску или к себе в дом, или на остров Янинского озера, где
монастырь Св. Пантелеймона.[17]
Он не хотел сразу обнаружить много чувства. Его удерживали и стыд, и
осторожность.
Всю эту неделю Гайредин прожил ожиданием. Один раз в течение этих дней
проехал он с несколькими другими турками и с Джимопуло по тому бедному
предместью, где жила Пембе в глиняной мазанке. На радость его, она стояла на
своем пороге и поклонилась им. Старик Джимопуло поклонился ей вежливо,
приложив руку к феске и спросил благодушно и шутливо о здоровье:
- Как твоя лихорадка, дочь моя? Молодой надо быть здоровою, - сказал он
ей по-турецки.
Другие беи не обратили на это внимания, а Гайредин проехал вперед и
чуть видно кивнул ей головой, даже не глядя на нее.
Под вечер он и все его спутники возвращались по той же дороге в город.
Как только въехали в предместье, Гайредин пропустил всех беев и Джимопуло
вперед, нарочно стал поправлять то узду, то стремя, и когда потерял их всех
из виду за поворотом, пришпорил лихого коня своего и, гремя по скользким
камням мостовой, понесся вскачь мимо бедной мазанки. Она уже ждала его у
дверей.
- Добрый вечер, моя милая! - сказал он ей, не останавливаясь. - Прощай,
до субботы!
- Добрый вечер, кузум-паша мой, - отвечала девушка, вышла за порог и
провожала его долго глазами.
Увидев, что переулок пусть, он еще раз обернулся, и еще раз издали
поклонился ей.
В субботу Пембе, по приглашению его, плясала на острове Янинского
озера.