"К.Н.Леонтьев. Пембе (Повесть из эпиро-албанской жизни) " - читать интересную книгу автора

вперед, пока последнюю фустанеллу не выбросит за окно мужик в самой
отдаленной деревне. Посмотри, в Европе всякий хлебопашец так же одет, как
консул или посланник... Все одно...
- Да, это, конечно, так, - отвечал Гайредин, - пора бы все эти
закоснелые вещи бросить; я и в деревне ношу, потому что, знаешь, народу это
приятнее...
Поговорили они еще по-приятельски и собрались вместе на свадьбу к
Ишуа, - доктор во фраке, белом галстухе и круглой шляпе, а Гайредин - в
сером пальто и феске.
Свадьбы в Янине празднуют и евреи и греки ночью.
На еврейских свадьбах гости жениха сбираются у жениха в доме и
веселятся до полуночи, а в полночь с зажженными свечами идут в дом невесты.
Выведут из внутренних покоев невесту; поставят ее вместе с женихом пред
камнем, покроют их обоих белым покрывалом. Читается молитва; новобрачным
дают пить вино; жених разбивает стакан о камень; мужчины кругом поют; к
голове молодых прикладывают по нескольку раз живого петуха... Обряд кончен,
и шествие трогается опять с зажженными свечами по тихим улицам. Музыка
играет впереди; дети поют, пляшут и кричат вокруг музыкантов. Толпа идет
медленно; невесту поддерживают под руки, она должна быть слаба, потрясена,
убита... Она не смеет поднять глаза на веселую толпу...
В доме молодого опять все поют, едят, поют и пляшут до рассвета...
На свадьбе сестры Ишуа все было так, как бывает у других, но все было
богаче и веселее.
На свадьбе, кроме доктора и бея, был еще французский консул и многие
богатые греки и евреи.
Гайредин-бей сидел на диване в зале, между французским консулом и
доктором Петропулаки, когда хозяин дома подошел к ним и спросил почтительно,
не прикажут ли они плясать цингистрам.
- Как вам угодно, - отвечал французский консул.
И Пембе начала танцовать, звеня колокольчиками.[7]
Она плясала долго; выгибалась назад, кружилась и приседала, опять
кружилась, и опять выгибалась назад как тростник... То шла медленно и
скромно, нагибая бледную голову на сторону; то опять неслась, трепетала всем
телом под звон меди и вдруг остановилась пред консулом, улыбаясь и звеня.
Консул дал ей наполеондор. Она остановилась пред беем, и Гайредин дал
ей две лиры; доктор с досадой и презрением вынул пять франков.
- Какой варварский обычай! - сказал он Гайреди-ну. - Как могли
позволить этим побродягам просить деньги у гостей!.. Пригласить на свадьбу и
грабить!..
- Нет! - отвечал Гайредин, которому Пембе уже понравилась немного, -
зачем же у бедняков отнимать хороший случай...
- Что вы говорите, доктор? - спросил французский консул.
- Я ненавижу наше азиятство, наше здешнее варварство... - отвечал
Петропулаки. - Что значит этот танец? Это может занимать каких-нибудь
ремесленников или турецких солдат, а не нас... И вашему сиятельству вовсе не
весело смотреть на такие презренные вещи после парижского кордебалета!..
- Нет, - отвечал французский консул, - я напротив того, люблю азятские
вещие. Европа мне надоела... Когда я служил в Алжире и делал сирийскую
экспедицию, я почти всегда, когда мог, одевался по-арабски. В вашей стране
мне многое нравится...