"Михаил Юрьевич Лермонтов. Вадим " - читать интересную книгу автора

были растерзать его на месте; - но еще не смели; еще ни один казак не
привозил кровавых приказаний в окружные деревни.
Вадим продрался сквозь толпу до самого клироса и, став на амвон, окинул
взором всю церковь. Прямой, высокий, вызолоченный иконостас был уставлен
образами в 5 рядов, а огромные паникадила, висящие среди церкви, бросали
сквозь дым ладана таинственные лучи на блестящую резьбу и усыпанные жемчугом
оклады; задняя часть храма была в глубокой темноте; одна лампада, как
запоздалая звезда, не могла рассеять вокруг тяготеющие тени; у стены едва
можно было различить бледное лицо старого схимника, лицо, которое вы приняли
бы за восковое, если б голова порою не наклонялась и не шевелились губы;
черная мантия и клобук увеличивали его бледность и руки, сложенные на груди
крестом, подобились тем двум костям, которые обыкновенно рисуются под
адамовой головой.
Поближе, между столбами, и против царских дверей пестрела толпа. Перед
Вадимом было волнующееся море голов, и он с возвышения свободно мог
рассматривать каждую; тут мелькали уродливые лица, как странные китайские
тени, которые поражали слиянием скотского с человеческим, уродливые черты,
которых отвратительность определить невозможно было, но при взгляде на них
рождались горькие мысли; тут являлись старые головы, исчерченные морщинами,
красные, хранящие столько смешанных следов страстей унизительных и
благородных, что сообразить их было бы трудней, чем исчислить; и между ними
кое-где сиял молодой взор, и показывались щеки, полные, раскрашенные
здоровьем, как цветы между серыми камнями.
Имея эту картину пред глазами, вы без труда могли бы разобрать каждую
часть ее; но целое произвело бы на вас впечатление смутное, неизъяснимое; и
после, вспоминая, вы не сумели бы ясно представить себе ни одного из тех
образов, которые поразили ваше воображение, подали вам какую-нибудь новую
мысль и, оставив ее, сами потонули в тумане.
Вадим для рассеянья старался угадывать внутреннее состояние каждого
богомольца по его наружности, но ему не удалось; он потерял принятый
порядок, и скоро все слилось перед его глазами в пестрое собранье лохмотьев,
в кучу носов, глаз, бород: и озаренные общим светом, они, казалось,
принадлежали одному, живому, вечно движущемуся существу; - одним словом, это
была - толпа: нечто смешное и вместе жалкое!
Бродячий взгляд Вадима искал где-нибудь остановиться, но картина была
слишком разнообразна, и к тому же все мысли его, сосредоточенные на один
предмет, не отражали впечатлений внешних; одно мучительно-сладкое чувство
ненависти, достигнув высшей своей степени, загородило весь мир, и душа
поневоле смотрела сквозь этот черный занавес.
Направо, между царскими и боковыми дверьми, был нерукотворенный образ
спасителя, удивительной величины; позолоченный оклад, искусно выделанный,
сиял как жар, и множество свечей, расставленных на висящем паникадиле,
кидали красноватые лучи на возвышающиеся части мелкой резьбы, или на круглые
складки одежды; перед самым образом стояла железная кружка, - это была
милость у ног спасителя, - и над ней внизу образа было написано крупными,
выпуклыми буквами: приидите ко мне вcи труждающиеся и аз успокою вы!
Многие приближались к образу и, приложившись после земляного поклона,
кидали в кружку медные деньги, которые, упадая, отдавали глухой звук.
Раз госпожа и крестьянка с грудным младенцем на руках подошли вместе;
но первая с надменным видом оттолкнула последнюю и ушибенный ребенок громко