"Михаил Юрьевич Лермонтов. Вадим " - читать интересную книгу автора

ругательств, и заснул он или нет, не знаю, по крайней мере не поднялся на
ноги и остался в сладком самозабвении.
Легко вообразить, с каким нетерпением отец и сын ожидали конца этой
неприятной сцены... наконец они вышли в огород и удвоили шаги. Сильно бились
сердца их, стесненные непонятным предчувствием, они шли, удерживая дыхание,
скользя по росистой траве, продираясь между коноплей и вязких гряд, зацепляя
поминутно ногами или за кирпич или за хворост; вороньи пугалы казались им
людьми, и каждый раз, когда полевая крыса кидалась из-под ног их, они
вздрагивали, Борис Петрович хватался за рукоятку охотничьего ножа, а Юрий за
шпагу... но, к счастию, все их страхи были напрасны, и они благополучно
приближились к темному овину; хозяйка вошла туда, за нею Борис Петрович и
Юрий; она подвела их к одному темному углу, где находилось два сусека, один
из них с хлебом, а другой до половины наваленный соломой.
- Полезай сюда, барин, - сказала солдатка, указывая на второй, - да
заройся хорошенько с головой в солому, и кто бы ни приходил, что бы тут ни
делали... не вылезай без меня; а я, коли жива буду, тебя не выдам; что б ни
было, а этого греха не возьму на свою душу!..
Когда Борис Петрович влез, то Юрий, вместо того, чтобы следовать его
примеру, взглянул на небо и сказал твердым голосом: "прощайте, батюшка,
будьте живы... ваше благословение! может быть, мы больше не увидимся". Он
повернулся и быстро пустился назад по той же дороге; взойдя на двор, он, не
будучи никем замечен, отвязал лучшую лошадь, вскочил на нее и пустился снова
через огород, проскакал гумно, махнул рукою удивленной хозяйке, которая еще
стояла у дверей овина, и, перескочив через ветхий, обвалившийся забор,
скрылся в поле как молния; несколько минут можно было различить мерный топот
скачущего коня... он постепенно становился тише и тише, и наконец совершенно
слился с шепотом листьев дубравы.
"Куда этот верченый пустился! - подумала удивленная хозяйка, - видно
голова крепка на плечах, а то кто бы ему велел таскаться - ну, не дай бог,
наткнется на казаков и поминай как звали буйнова мoлодца - ох! ох! ох!
больно меня раздумье берет!.. спрятала-то я старого, спрятала, а как станут
меня бить да мучить... ну, коли уж на то пошла, так берегись, баба!.. не
давши слова держись, а давши крепись... только бы он сам не оплошал!"

ГЛАВА XVII

В эту же ночь, богатую событиями, Вадим, выехав из монастыря, пустился
блуждать по лесу, но конь, устав продираться сквозь колючий кустарник, сам
вывез его на дорогу в село Палицына.
Задумавшись ехал мрачный горбач, сложа руки на груди и повеся голову;
его охотничья плеть моталась на передней луке казацкого седла, и добрый
степной конь его, горячий, щекотливый от природы, понемногу стал прибавлять
ходу, сбился на рысь, потом, чувствуя, что повода висят покойно на его
мохнатой шее, зафыркал, прыгнул и ударился скакать...
Вадим опомнился, схватил поводья и так сильно осадил коня, что тот
сразу присел на хвост, замотал головою, сделал еще два скачка вбок и
остановился: теплый пар поднялся от хребта его, и пена, стекая по стальным
удилам, клоками падала на землю.
"Куда торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? - сказал Вадим... но
тебя ждет покой и теплое стойло: ты не любишь, ты не понимаешь ненависти: ты