"Николай Семенович Лесков. Театральная хроника. Русский драматический театр" - читать интересную книгу автора

человека. Уважая автора и артистов, доставлявших зрителям высокое
наслаждение в его пьесах, мы чувствовали, что у нас недостает сил смотреть
на этого трактирного повара, пришедшего вместо купца Боровцова; мы хотели,
забывая устав зрительной залы, закричать ему:

Пойми ж, мой милый друг!
Пойми, пойми, душа моя!

но уста наши сковало горькое сознание бесполезности и тщеты всяких
усилий, всякого протеста перед ведомством петербургских театров, которое в
укор всем другим ведомствам, оказывающим внимание к заявлениям публики и
даже вызывающим общество на откровенные мнения, неслыханно оскорбляет
общество презрительным равнодушием к его просьбам и жалобам. Говорят: "А
театр все-таки бывает полон". Да куда же деться! умилосердитесь, куда
деться, если не вхож человек ни на Хуторки, ни к Марцинкевичу? Мы, кажется,
уж люди скромные, не роем неба на землю: в Москве люди смотрят Самарина,
Садовского, Шумского, Познякову, Медведеву, а наше все богатство нынче
заключается в одном Самойлове, актере дарований внешних, но во всяком случае
актере замечательном; но мы уж зато и неприхотливы: мы не придираемся к игре
артистов, а довольствуемся безропотно такими знаменитостями на петербургской
сцене, как г-жа Владимирова, смотрим Озерова, аплодируем подчас Подобедовым
и Прокофьевой, но за что же, за наши трудовые гроши, за наше мягкосердечие и
долготерпение и в первых ролях выпускать нам таких оригинальных артистов,
как г. Бурдин? Где-то на провинциальном театре мы видели бездарнейшего
актера Славского, который целую зиму отламывал самодуров из репертуара
Островского и был совершенно одинаков в Тите Брускове, в Гордее Торцове, в
Савеле Диком, Антипе Пузатове и Самсоне Большове: во всех этих ролях этот
бездарный актер был одинаков. Преимущество Бурдина перед Славским
заключается в том, что он совершенно одинаков не только в ролях только что
нами перечисленных, но и в купце-лабазнике, и в Пуде Боровцове, и во всех
без исключения купеческих ролях этого пошиба.
- Что вам за охота держать этого Славского? - спрашивали антрепренера.
- Да, как вам сказать? - отвечал бесцеремонный антрепренер. - Дешево
берет и все, что хотите, играет - нельзя без этакого.
Об основаниях, какими руководится дирекция театров по отношению к г.
Бурдину, мы, конечно, знаем немного, но именно это малознание и
оригинальность дарований г. Бурдина в связи с значением, которое должен бы
иметь Александринский театр для русской сцены, заставляло нас задуматься в
продолжение всей третьей картины "Пучины". Окончание этой картины состояло в
том, что Кисельников взялся снова за свою механическую работу: теряясь
внутренно, он выражал свое терзание отрывочными словами перед своей матерью;
признался, что он и рад бы брать взятки, да не дают. "Я недоучился, -
говорит он матери, - по службе не далеко пошел". Когда они вдвоем сетуют,
является незнакомец (г. Полтавцов) и подкупает Кисельникова за три тысячи
рублей сделать почистку на документе в деле, которое дано ему для переписки.
Кисельников берет деньги, делает почистку, впадает в ужас и опускается перед
матерью на колени с словами: "Маменька, ведь я преступник... уголовный
преступник".
Этим кончается третий акт пьесы. Об исполнении этого места говорить
нечего: довольно знать, что он держался на Малышеве, Громовой и Полтавцове.