"Николай Семенович Лесков. О раскольниках г.Риги" - читать интересную книгу автора

ни женитися, ни посягать", а за царя не молятся потому, что "он не
благоверный", т. е. не старой, не благой веры: "сын ереси", "эллин", и,
наконец, просто так не молятся, потому что не в обычае за него молиться. Это
"так" замечается и у чистых верноподданейших поморцев, которые молятся за
царствующего государя как "за власть предержащую", но за умершего молиться
не хотят даже страха ради самаринского. Это одинаково относится ко всем
умершим государям: Петру I, Павлу Петровичу, Николаю и особенно уважаемым
всеми старообрядцами Екатерине II с Александром I, которых хотя они тоже не
хотят назвать "благоверными", но всегда признают "благочестивыми".
Судя лишь по одним этим отличиям учения поморского от учения
федосеевского, можно до некоторой степени объяснить себе причины
правительственного неблаговоления к федосеевцам; но оснований и смысла
преследования скромнейших и верноподданейших поморцев, обижаемых властью и
осмеиваемых за свое "самарянство" своими же братьями - раскольниками других
согласий, понять невозможно. Это объясняется только разве крайнею
неблаговоспитанностью православного духовенства и отсутствием в
правительстве людей, знакомых с духом раскола.
Однако обе главные беспоповщинские секты: поморцы и федосеевцы в
течение двух веков подвергались совершенно одинаким преследованиям
гражданской и духовной полиции, и даже можно сказать, что наивным
петербургским поморцам в предшествовавшее царствование часто доставалось
гораздо больнее, чем федосиянам, московские вожаки которых отлично знали
топографию домов некоторых влиятельнейших лиц александровского и
николаевского времени.
Мы упоминаем об этом для того, чтобы заметить несообразность огульного
закрытия разом всех первоначальных школ в общинах раскольников разных
согласий. Мы не имеем основания опровергать заключений, сделанных о духе
преподавания в школе Ковылина, где будто бы двумстам мальчикам внушалось
"отвращение к церкви и церковникам-никонианам", но позволим себе, однако,
указать на раскольничью генерацию, родившуюся при императоре Николае, когда
уже не существовало зловредной ковылинской школы, да не было и вообще
никаких раскольничьих школ. Генерация эта взросла в круглом невежестве и
воспитала в себе сугубое "отвращение к церкви и церковникам-никонианам".
Зная из истории раскола нравственную связь рижских раскольников с
московским Преображенским кладбищем, я не мог понять, как возникло у
поморцев сочувствие к общине, приверженной к федосеевщине? и, выехав 12-го
из Петербурга, не поехал прямо в Ригу, а остановился сначала в Пскове.
Здесь, благодаря содействию одного моего товарища, я сошелся с купцом
Васильем Николаевичем Хмелинским, человеком весьма здравомыслящим, очень
богатым, большим ревнителем раскола и, кажется, несомненным другом властей a
la Ковылин. Этот Меттерних "древнего благочестия" ни о ком не говорит худо:
ни о православном архиерее, ни о властях, ни о "Колоколе" и его редакторе. У
него все хорошие люди и все это выходит так ладно, что, например, и власти,
обруганные в "Колоколе", как будто совсем правы, и "Колокол" как будто ни в
чем не виноват. Так и до всего. За то г. Хмелинский у всех и в чести, и в
милости, и в силе, и даже в славе. У раскольников он столп, за который все
стараются держаться и который сами все подпирают. Отец его много пострадал
за веру и, спокойно вынося все гонения, удержал своим примером других,
изнемогавших под тягостью правительственного преследования. Сын идет дорогою
своего отца. Здесь мне интересно было узнать: какой именно раскол держится в