"Николай Семенович Лесков. Русское общество в Париже" - читать интересную книгу автора

поповки не снизойдет до этого, а во-вторых, им и дела нет до латинских
санкюлотов. Их очи смотрят горe. Пусть мне верят. Я знаю поповку, хотя сам
на ней ничем не одолжался, и могу поручиться, что распускаемые о ней темные
и двусмысленные толки есть чистый вздор, плод болезненно настроенного
воображения красных дурачков, любящих считать себя всегда и везде в опасном
положении. Затем всем дуракам, невеждам и лакеям с классными чинами смело
можно ехать в Париж. Им и совета давать не нужно: они там сейчас же
осмотрятся, поймут, что им делать, и через два месяца будут получать около
600 франков, а через два года возвратятся на родину с протекциями, каких им,
здесь живучи, никогда для себя не устроить.

Есть дома, в которых учить детей можно с удовольствием для себя и с
пользой для учеников. Таков, например, аристократический дом княгиня Д.,
которая тщательно заботится сделать своих детей русскими и сама наблюдает,
чтобы дети учились; учителей не трактует зауряд с лакеями; сама нередко
присутствует при уроках, но не вмешивается в систему преподавания и не
смотрит на учение глазами княгини К-ой, которая платит учителю деньги через
горничную и приходит в классную только для того, чтобы дать заметить учителю
свое полнейшее пренебрежение к русским урокам.

- Вы, пожалуйста, не давайте длинных уроков, - сказала она при детях
одному учителю, - этому мужичьему языку и всем глупостям, которые на нем
написаны, они всегда еще успеют научиться, а здесь пусть учатся
по-французски.

Но справедливость требует сказать, что и при таких родителях все-таки
всегда можно принести детям свою долю пользы, ибо русские дети за границей
необыкновенно радостно встречают каждого русского и страшно привязываются к
своим учителям. От детских расспросов о России не знаешь как освободиться.
Хоть пять часов не выходи из классной комнаты, они охотно, даже радостно
будут сидеть и приставать: "Голубчик, расскажите еще что-нибудь!" Дети К-ой,
нанимающей русского учителя только для того, чтобы показать, что она учит
детей по-русски, а в душе презирающей и это учение и всю Россию, так
пристрастились к русскому чтению, что мать и ее французские камердинеры не
успевают ловить их на преступном чтении русских книг. Рассказывают, что один
из этих детей, мальчик лет одиннадцати, читает ночью у спальной лампочки,
читает утром на зорьке, скорчившись на коленях на подоконнике в своей
спальне; словом, читает везде, где надеется, что ни мать, ни ее французские
камердинеры не вырвут из его маленьких рук преступную книгу, напечатанную
безобразной кириллицей. А еще спросите, кто учил этих детей? Madame Поль
Ко-ч. Другой, порядочный человек ведь не вынес бы и доли этого униженного
состояния или работал бы разве только из любви к детям, оскорбляемым в самых
святых своих чувствах, например, в любви к родине и в нежнейшей
привязанности к отцу. А для madame Павла Алексеевича это тем лучше: ему чем
где гаже, тем глаже.

Но довольно уже об учителях. Всего о них не расскажешь. Чтобы
отделаться сразу от елисеевцев, мне еще остается рассказать, как здесь живет

РУССКАЯ ПРИСЛУГА В ПАРИЖЕ