"Николай Семенович Лесков. Русское общество в Париже" - читать интересную книгу автора

убеждение, что гризеты переродились в лорет; но в основании их нравов,
характера и взгляда на жизнь лежит огромная разница. Они так же веселы,
остроумны, легки, грациозны и пикантны, как гризета, которую можно
пригласить прямо с бала поужинать к Вашету; но их поужинать не пригласите,
или если пригласите, то услышите всегда милый, вежливый, но весьма
решительный отказ, после которого никакая настойчивость, никакие убеждения
места иметь не могут. Гризета, и самая верная своему другу, не обидится,
если вы, встретясь с нею на бале и перекинувшись тремя-четырьмя фразами,
попотчуете ее тут же стаканом вина или канетом пива: она его здесь выпьет с
удовольствием. Она будет очень довольна, если вы предложите ей букет цветов
в 50 сантимов; она возьмет его и подумает: какой polisson.[16] Но более
ничего, ни, ни, ни. Рабочая гризета на бале и в кафе всегда непременно или
со своим "другом", который где-нибудь тут же в двух шагах от нее, или с
подругой, которая имеет друга; но она во всяком случае всегда с кавалером.
Свободная же гризета редко выходит с бала с тем кавалером, с которым вошла;
она часто входит не с тем, с которым выходит, и еще чаще входит совсем одна,
а выходит сам-друг сегодня не с тем, с кем вышла вчера, и не с тем, с кем
пойдет завтра.

Набегая в Латинский квартал из-за Сены, только и можно достичь
короткого знакомства с гризетами одного этого разбора, и по них-то
составлено мнение, что гризет более не существует.

Близкие отношения настоящих гризет, т. е. рабочих француженок, с
русскими начались только в очень недавнее время, именно с тех пор, как в
Париже появился новый ассортимент людей, поставленных в необходимость
селиться исключительно в Латинском квартале и жить ни шатко, ни валко, ни на
сторону. Люди этого сорта прежде вовсе не ездили за границу и до того мало
приготовлены к жизни во Франции, что многие из них с приезда в Париж
едва-едва объясняются по-французски и только здесь навостриваются говорить
бойко и свободно. Это, сравнительно с прежними русскими посетителями Парижа,
все бедняки: неволя сближает их с жизнью Quartier Latin[17] и делает их
членами, не чуждыми жизни и всех абитюдов этого своеобычного квартала
старого Парижа. Эти русские так не похожи на все то, что до сих пор
приезжало сюда из России, что вы беспрестанно слышите удивляющихся гарсонов
и лорет:

- Как это все там переменилось у вас в России? - говорят. - Прежде все
русские были такие богатые, жили прекрасно, отлично говорили по-французски,
а теперь все живут в Латинском квартале, точно как наши студенты,
экономничают с гризетами и говорят ужасно плохо.

А дело это самое простое. В Латинском квартале теперь живут русские
люди происхождения самого скромного, воспитания казенного, при котором
лингвстика не щеголяла, и притом люди средств столь ограниченных, что в
доброе старое время, когда один паспорт стоил дороже, чем нынче дорога до
Парижа, с этими средствами и подумать было невозможно о житье в Париже.

Что ни время, то и птицы,
Что ни птицы, то и песни.