"Николай Семенович Лесков. Русское общество в Париже" - читать интересную книгу автора

сгруппировались эти кружки - определить невозможно. Ни местность, ни
солидарность убеждений, ни однородность занятий не играли в этой группировке
никакой роли. Напротив, в каждом маленьком кружке были свои политические
враги и люди совершенно различных характеров. Так собьется себе как-то
кружочек, и уж друг друга держатся. Наш кружок состоял из десяти человек: я,
один депутат тверского дворянства, один ветеринар из Харькова, два
молдаванина, московские студенты, казанский студент Ш-ий, студент
петербургского лицея Р., Собакевич, студент Се-ков да один скучнейший
резонер, либерал и пустозвон, чиновник X-в. Потом с нами были ближе других
два университетских профессора да один профессор семинарский; но первый
уехал, второй отбился в Елисейские поля, а третий захворал и слег надолго в
лазарет.

Обыкновенно мы сходились в cafe в восемь часов вечера, и сначала все
усаживаемся, бывало, внизу, в своем русском (левом) углу. Тут пьем чай или
кто хочет проходится по легкому грогу, который стоит не дороже чая, но
несравненно лучше гадкого, пареного французского чая. С час идет чтение
русских, польских и французских газет. Из русских газет в Cafe de la Rotonde
были "Северная пчела" и "Колокол". В 1863 году выписаны сюда, кроме того,
"Московские" и "Петербургские ведомости"; из польских один краковский
"Czas", а французские, разумеется, почти все. Русских газет обыкновенно
вечером добиться трудно, и их читает кто-нибудь один из своего кружка и
рассказывает своим, что прочел. Польский "Czas" всегда читал я, потому что
кроме меня из нашего десятка никто не знал по-польски; сведения из всех
разноцветных французских газет излагались чаще всего с разных точек зрения
Р. и Ш-м. Политические мнения Р. отличались пламенностью, а мнения Ш. -
крайнею беспристрастностью и практичностью; к тому же он перечитывал за день
решительно все, что с утра до вечера выболтают парижские публицисты. Мы все
скоро пристали к мнениям Ш., и на стороне Р. остался он сам да один
студент - Се-в. Таким образом, и у нас, в составе десяти человек, явились
свои постепеновцы и свои нетерпеливцы.

Споры о теориях бывали жаркие и задушевные, доходившие до того, что
беспредельно правдивый и искренний Ш. достиг до дипломатического разрыва с
Р., объявив, что "между мнениями их такая разница, что согласить их
невозможно". Но повторяю, что это был разрыв дипломатический, потому что Р.,
при известии о болезни, постигшей Ш-го, был чрезвычайно огорчен и скорбел о
нем, и Ш-ий, когда возник один русский скандал, в прекращении которого мы
считали нужным принять общее участие, тотчас же пошел к своему
дипломатическому врагу. Солидарность полнейшая и решительная, впрочем,
выразилась один раз, когда Ш. впервые изложил ясно заявленные газетами
покушения на раздробление России с северно-западной стороны и с Украйны...
"Домой! Домой ехать! - заговорили все. - Этому не бывать; это уже через край
хвачено".

Но что всего оригинальнее, что к этому же патриотическому мнению
пристал, и едва ли не жарче всех нас, молодой эмигрант Сахновский.

- Как же вы поедете, Сахновский?