"Николай Семенович Лесков. Русское общество в Париже" - читать интересную книгу автора

газеты в кабинет Calignani или на Boulevard des Italiens в "литературный
зал". Иногда я хаживал в трактирчик Andre с одним моим знакомым из Польши,
который меня и свел первый раз в этот трактир. Ходючи туда вместе, мы за
обедом обыкновенно преспокойно разговаривали о самых обыкновенных вещах; но
как оба мы говорили между собой по-польски, то нас обоих, вероятно, считали
за поляков, и, благодаря тому, никто не обращал на нас никакого особого
внимания. Но вдруг из России приехал один русский университетский профессор,
большой едун. Как-то раз, разговорясь с ним о том, о сем, добрались мы и до
речей об обеде. Я рассказал, что у меня славный и дешевый обед. "Сведите и
меня туда", - пристал профессор. Пошли. Мне и в голову не вступало, что мы
можем попасть в трактир вдовы Andre в камфлет со своим русским языком.
Войдя, мы это оба почувствовали сейчас же и, усевшись за особый столик,
стали говорить как можно тише и как можно меньше. Я заметил, что гости, не
раз видавшие меня здесь за обедом, стали вдруг на меня коситься; но мы
наскоро пообедали и оба вместе пошли к Calignani. На другой или на третий
день, часу в 6-м, мы как-то совершенно случайно сошлись человек пять у
одного нашего земляка, и вздумалось всем нам вместе ехать есть борщ к Andre.
Мы и поехали. Сидя на империале омнибуса, мы условились, как придем в
трактир, тотчас же взять себе особую комнату, чтобы не стеснять поляков
своим присутствием; но все особые комнаты, как назло, были уже заняты, и
лишь одна верхняя зала была совершенно пуста. Мы там и сели. В половине
нашего обеда за другой стол сели три поляка и, перебросившись между собой
двумя, тремя ничтожными фразами, стали хранить мертвое молчание. Они нас
слушали. Мы это заметили, но пообедали, не прекращая своего русского
разговора, и ушли. Дня через два я опять обедал здесь, один, и, уходя, забыл
на столе данный мне чешским поэтом Фричем последний номер чешской газеты
"Narodni Listy".[31] Надо полагать, что болтливый Франсуа, найдя мою газету,
показывал ее кому-нибудь из своих постоянных посетителей и что по поводу
этого было немало толков и соображений, ибо на другой день произошло вот
что. Только что я сажусь обедать, все как-то неприятно смолкло и стало
внимательно на меня смотреть. Франсуа достал из-за буфета забытую мною вчера
газету и подал мне. Я поблагодарил его, пообедал, заплатил деньги и вышел.
Выйдя, я тотчас взял направо и зашел в табачную лавку, купил себе сигару и
закурил ее. Едва я начал раскуривать сигару, смотрю, возле меня с
незажженною сигарою стоит господин, которого я почти всякий день встречал в
трактире.

- Позвольте мне огня, - сказал он мне по-польски.

Я передал ему шнурок с газовым рожочком и вышел. Господин нагоняет меня
шагов через пятнадцать.

- Извините, пожалуйста, - говорит он по-французски.

- Что прикажете? - отвечал я на том же языке.

- Вы чех?

- Нет, я не чех.