"Николай Семенович Лесков. Русское общество в Париже" - читать интересную книгу автора

то, как барыни наши там живут, и как русские теперь с поляками встречаются,
и про все, про все". С одной стороны, я рад, что некоторые читатели
удостоили мои письма такого приятного внимания, а с другой - мне грустно,
что я, при большом с моей стороны желании отвечать на все их вопросы о
русском обществе в Париже, никак не могу этого сделать в той мере, в которой
им этого желательно. Пусть не винят меня в том, в чем я вовсе не виноват. Я
бы душой рад тешить их рассказами о наших безобразниках хоть целые годы, да
боюсь вконец раздразнить некоторых парижских гусей, которые и то уже подняли
довольно громкий гогот и грозятся мне пощипать меня из своего прекрасного
далека. А начать разводить все водою, так и напишешь такую же белиберду,
которая в год десять раз заводится то в том, то в другом изданьице под
рубриками: "Наши безобразники", "Дома и за границею" и вообще разнообразным
пошлым и скучно-глупым враньем в этом роде. Терпеть не могу этих
бессодержательных и до конца лживых очерков и не понимаю, как находятся
охотники угощать ими благосклонного читателя. Вы, может быть, не поверите,
что все это наполовину пишется с давным-давно бродящих за границею анекдотов
о русских; а между тем, это верно как 2*2=4. Ну что же это за очерки? Что в
них может хоть мало-мальски знакомить домоседа-русака с действительным
житьем наших соотчичей за границею? Разумеется, ничего. Это кучерявый вздор,
которого, послонявшись по свету с записною книжечкою или с хорошею памятью,
можно писать без конца; а читатель, между тем, не берет и в расчет, что
самым простым образом рассказать о деяниях русского общества в Париже или
где бы то ни было гораздо неудобнее, чем изобразить, как вечный русский
купец вечно бьет у Вашета зеркала и потом влюбляется в благонравную девицу,
проматывает с нею некоторую почтенную сумму и в заключение узнает, что она
камелия с Итальянского бульвара. Поверьте, что если бы наши старики, бывшие
лет двадцать тому назад за границею, не ленились писать, то они могли бы
удостоверить, что описанные в прошлом и позапрошлом годах "наши безобразники
в Париже" безобразничали Бог весть когда и о их безобразиях наши старики
слышали уже сто раз, прежде чем их в прошлом году записал подвернувшийся в
Париже литературщик. Оттого здесь, дома, у людей, не бывавших за границею,
но интересующихся знать, как живут за границею наши русские, вовсе нет об
этой жизни даже сколько-нибудь приблизительно верного представления. В
настоящем письме, которого я не рассчитывал вовсе писать и которое прошу
читателей считать последним, я постараюсь, по мере возможности,
удовлетворить вопросам, возникшим со стороны читателей журнала, а по
собственному побуждению прибавлю только пару слов о том, чего русское
общество не делает в Париже. Это не менее важно для его характеристики, чем
самые подробные описания его многоразличных деяний.

Начну ответом:

КАКИЕ ОТНОШЕНИЯ СУЩЕСТВУЮТ МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ РУССКИМ К ПОЛЬСКОМУ ОБЩЕСТВУ В
ПАРИЖЕ?

Я ехал в Париж в первый раз, не имея там ни одного знакомого человека,
кроме отца Васильева, с которым лет за пять или за шесть до моей поездки
случайно встретился у покойной игуменьи орловского девичьего монастыря.
Тогда о. Васильев любезно приглашал меня навестить его, если случится быть в
Париже, куда я давно порывался; но сборы мои за границу задерживались