"Николай Семенович Лесков. Русское общество в Париже" - читать интересную книгу автора

обществе людей, равных им по званию, состоянию и общественному положению, а
во-вторых, они не только не имеют средств сходиться с людьми праздными или
людьми, имеющими, по крайней мере, легкий и прибыльный заработок, но им в
пору подумать о завтрашнем куске хлеба. Они ведут жизнь тяжелую, полную
труда, лишений и общефранцузских уврьерских забот. У них совсем не в голове
ни племенные, ни исторические вопросы. Это чистые уврьеры, преследующие одни
чисто уврьерские интересы. Они не только забыли думать о существовании
какого бы то ни было русского общества, но забыли и о самой России, да и о
Польше вспоминают так, как мы, например, вспоминаем о России, изображенной в
"Севернорусских народоправствах" Николая Ивановича Костомарова, или,
пожалуй, даже в былинах и песнях рыбниковского сборника. Для них все это
"когда-то было, да быльем поросло". Это парижские уврьеры польского
происхождения, и ничего более. У них потеряно все польское, кроме красивых
заломов в углах глаз, аристократических лбов и исковерканного галлицизмами
польского языка. Это дети изгнания, стремящегося ассимилироваться с
парижскими уврьерами, вне которых для них нет никакой, хоть мало-мальски
подходящей, среды.

Дети этой генерации уже забывают польский язык и едва объясняются
по-польски, а дети нынешних детей, вероятно, уже будут чистыми французскими
парижанами.

Таскаясь по уврьерским тавернам предместья Св. Антония, я довольно
часто встречал поляков-блузников, которых сплошь и рядом принимал за
чистейших французов.

Взрослые польские уврьеры предместья Св. Антония, кажется, совсем
далеки от принятия к сердцу вопросов, касающихся их родины, и даже не
стремятся заявлять своего польского происхождения. Дети же, хотя не знают
польского языка, но чаще дорожат случаем сказать, что они поляки (из чего,
впрочем, не следует выводить, что они, подросши, не сделаются французами).

Польский язык вообще не в большом ходу даже и в семействах польских
работников. Это тем понятнее, что многие из этих семейств уже только
наполовину польские. Работники польского происхождения часто женятся на
француженках церковным браком и еще чаще сходятся с рабочими гризетками
Антониевского предместья и, живя с ними в парижском браке, приживают детей,
а эти дети, вырастая под надзором матери-француженки, уже становятся чистыми
французами, даже не помышляющими об отечестве своих отцов. Здесь,
разумеется, нет ничего удивительного; но мне доводилось видеть детей,
рожденных в faubourg[51] St. Antoine от чисто польских супружеств, и многие
из детей такого происхождения тоже едва могли кое-как с грехом пополам
объясняться по-польски, а некоторые даже не умели хорошо отличить польского
языка от языков других славянских племен. Такой оригинальный пример я
встретил один раз вместе с моим земляком Е. де Р-ти. Вздумали мы один раз с
де Ре-ти увеличить теплоту в его комнате. Занявшись печным мастерством, мы
так ловко приладили в камине нечто вроде вьюшки, что к восьми часам вечера
оба лежали совсем без голов от страшного угара. В восемь часов вечера мы
кое-как поднялись и, дойдя до Одеона, сели на омнибус. Поездка нас как будто
облегчила, и потому мы, доехав до Итальянского бульвара, пересели на другой