"Николай Семенович Лесков. Специалисты по женской части" - читать интересную книгу автора

опекунов в ее девическом веке, в период подготовки ее к жизни, - также малым
чем отличается от общей детской зависимости в семье русской. Деспотизм
родительской власти в тех семьях, где с ним знакомы, одинаково давит или
одинаково может давить и сыновей, и дочерей, а иногда даже дочерей меньше,
чем сыновей. В "Грозе" старая Кабаниха забила сына своего Тихона более, чем
дочь Варвару, в наших газетах родители В. недавно искали своего пропавшего
сына и обещали ему какие-то уступки, которых не считали нужным оказать, пока
не вывели его из терпения и пока он был с ними. В разгар петербургского
нигилизма в 1862 и 1863 г. масса девушек, сбегавших из родительских домов в
петербургские нигилистические коммуны, доказали, что семейный деспотизм по
отношению к ним вовсе и не был так силен, как желается это представить
некоторым специалистам по женской части. Если же указывать на самый факт
побегов как на прямое следствие семейного деспотизма, то надо сознаться, что
этот деспотизм очень недеспотичен, если от него так просто можно отделаться.
Что это за деспотизм, который мог быть сброшен каждою девочкою, которая
захотела его сбросить? Какой это деспотизм, который ничего не умел поставить
в защиту своей власти над возмутившейся против него женщиной? В России знают
довольно много видов деспотизма, где он является во всей своей силе. Русь
очень долго знала деспотизм правительственный, которого снять не было
решительно никакой возможности и за малейшее неповиновение которому человека
настигала строжайшая кара. Это был деспотизм. Россия и поднесь в тех местах,
где еще не вошли в силу новые судебные учреждения, терпит деспотизм
судейский и вообще деспотизм властей. Одна ревизия, произведенная пять-шесть
лет тому назад сенатором Сафоновым в Пензенской губернии, показала, что
произвол властей в самое недавнее время у нас не знал никаких невозможностей
и что история купца, высеченного бирским исправником, вовсе не составляет
явления, слух о котором мог бы удивить людей, знающих былые порядки в
России, как это происшествие удивило наивных питерщиков. Безответственным
деспотизмом властей совершались беззакония самые вопиющие: людей грабили,
лишали доброго имени, чести, состояния; отнимали жен у мужей, дочерей у
отцов; а решался кто-нибудь жаловаться, брал котомку на плечи и, оставляя
семью на жертву местному тиранству, сам плелся в Петербург, - его по дороге
ждали либо сумасшедший дом, либо острог, где он и поканчивал свое земное
странствование. Это тоже, бесспорно, был деспотизм. Третий вид деспотизма
был деспотизм начальственный по службе, деспотизм, при котором могли
выходить в люди только одни Молчалины, не смевшие своего суждения иметь. В
Испании есть деспотизм религиозный; в Китае деспотизм обычая; в Англии
деспотизм общественного мнения... Но как сопоставить со всем этим наш
бессильный семейный деспотизм? Если у нас есть деспотизм, не только
переживающий все доселе совершившиеся реформы, но еще даже черпающий в
некоторых из них новую силу, то это один деспотизм общественный. Не
деспотизм предрассудков общественных и мнений, не то, "что станет говорить
княгиня Марья Алексевна", а что облекается в право тирании и подавляет
личность во имя общих интересов. Этот деспотизм, страшный, как обоюдуострый
меч, имеет еще ту особенность, что его иногда надо терпеть, потому что
ограничение его в иных случаях было бы ограничением только что
распочинающегося общественного самосуда. А между тем этот общественный
деспотизм, при настоящей еще грубости нравов одних и темноте понятий других,
то исключает человека из общества, то не выпускает из общества юношу,
избирающего себе ученую карьеру, то отдает по приговору в смирительный дом,