"Юрий Абрамович Левин. Восславившие подвиг " - читать интересную книгу автора

сразу положили на операционный стол.
- Миша, дорогой, - как-то даже бодро обратился к товарищу Геннадий, - в
полевой сумке репортаж... Отправь его в редакцию... Прошу тебя... Ну не стой
тут... А ты, доктор, давай, давай работай. Спасай...
На этих словах закрыл глаза, и больше веки его не поднялись.
Скончался...
Через сутки газета "На штурм" опубликовала на первой странице репортаж
политрука Геннадия Золотцева о дерзкой высадке десанта на феодосийский
берег. В атакующих строках репортажа был запечатлен подвиг каждого бойца,
который в рукопашной схватке одержал важную победу над окопавшимся у Черного
моря врагом. Черноморцы - от красноармейцев и матросов до командарма, читая
в тот день живые строки репортера Золотцева, и не подозревали, что на
окраине Феодосии в братской могиле героев Керченско-Феодосийского десанта
похоронен и его автор, славный журналист и воин, едва перешагнувший
двадцатилетний возраст. [676]



Ефим Зозуля

Сентябрь сорок первого. Покинув Москву, я прибыл на Калининский фронт в
действующую 31-ю армию. И оказался в волжском городе Ржеве. Здесь и была моя
фронтовая исходная позиция - редакция армейской газеты "На врага",
разместившаяся в городской гостинице.
Меня сразу поразил состав редакции: в одной армейской газете "обойма"
московских писателей: Бела Иллеш, Григорий Санников, Сергей Островой, Леонид
Иерихонов. Среди них и Ефим Зозуля.
Я с великим наслаждением слушал их. Бывало, когда мы стояли во Ржеве,
по вечерам наши "маститые" собирались у кого-либо в гостиничном номере и
подолгу вели разговоры. Мы, молодые журналисты, не осмеливались к ним без
надобности заходить. И было счастьем, если кто-либо из них заметит тебя в
коридоре гостиницы и скажет: "Не стесняйся, заходи!". Мне много раз
доводилось быть свидетелем их ночных бесед. Именно свидетелем. Я только
слушал. Куда мне, двадцатитрехлетнему юнцу, встревать в их высокие
разговоры! Говорили о литературе, о книгах, запросто называли авторов, о
которых я знал из газет или журналов. Но случалось, они и приземлялись.
- Может, достаточно о Бальзаке, - вдруг произносит однажды Ефим
Зозуля. - Не лучше ли наганом заняться?
- Резонно, - согласился Санников.
- Кто же из нас знает наган? - спрашивает Зозуля и, снимая очки, чтобы
протереть выпуклые стекла, продолжает: - Никто, конечно.
Наступила тишина. И вдруг Зозуля, поворачиваясь ко мне, спрашивает:
- А вы, юноша, знаете это оружие?
Как мне не знать его? Я кадровый военный. Сколько раз приходилось
стрелять, ползать по-пластунски, [677] преодолевать полосу препятствий,
разбирать и собирать винтовку, пистолет, пулемет!
- Знаю, - отвечаю.
- Вот и премило, научите нас всех пользоваться наганом.
Они были прилежными учениками. Особенно преуспевал Ефим Зозуля. Сергей
Островой почему-то называл его "пушкарь Зозуля". Потом я узнал: Зозуля, как