"Андрей Левкин. Мозгва" - читать интересную книгу автора

сам обязался привезти вещество, купил на Минской.
Брат в детстве отучился в МЭИ, у них в Лефортово было хорошо, сырые
пятиэтажки общежитий, соединенные между собой узкими переходами на уровне
вторых этажей, там узкие, слепенькие окна. Среди корпусов общежитий и
каких-то мастерских стоял небольшой спортивный манеж, желтый с белыми
колоннами, а рядом - стадион в окружении тополей, они весной пахли смолой,
липкими оболочками листьев. Они там много портвейна выпили, не в портвейне
суть, там был рай, - сигареты, сумерки, несфокусированная истома, кренящаяся
в сторону корпусов общежитий - типа, а как там жизнь бегает? Длинные майские
сумерки, заросли распускающейся сирени. Они-то с братом чего туда года два
ездили? Брат - как бы одалживать конспекты и королем, что ли, среди
общежитских себя ощущал, а он - за компанию, да и жил неподалеку, на
Земляном валу. Он бы мог кататься в гости к своим физикам на Мичуринский, в
эмгэушый филиал, где тогда еще не загромоздили мусором спортплощадку за
столовой, но это - далеко, да и брат был годом старше, так что он заодно
набирался у него опережающего опыта. А жизнь, которая выглядывала из окон
общежитий, она уже пахла тем самым бытом, который ощущался теперь, во время
оттепели. Тогда это было важно, потому что запах своего дома не чувствуешь,
а тут быт был мучительно - из-за студенческой нищеты - наглядным.
Кома, о которой он подзабыл (а она никуда не делась, проедая его
изнутри, вызывая необязательные поступки, вроде поездки к брату), его тут и
подстерегла, на том же самом куске тротуара, на котором он ощутил ее в конце
декабря.
Возможно, что это была уже и не она сама, а с прошлого раза здесь
сохранился ее отпечаток, но разницы не было никакой. Отпечаток действовал
совершенно так же: по позвоночнику пробежало некое электричество, что
немедленно призвало кому. Будто она сама к нему уже прийти не удосуживалась,
но готова была явиться, когда он о ней вспомнит.
Тут он сделал еще одну ошибку (предыдущая состояла в том, что если бы
он пошел по другой стороне улицы, обошел бы пятно комы, чуть-чуть сырое и
шершавое одновременно, как говяжий язык; мелко-складчатое, лежавшее на
тротуаре возле армянского магазина - а он мог это сделать, там был переход
на другую сторону Минской, но светофор горел красным - тогда все бы
обошлось, история бы и закончилась, он бы вернулся в прежний ум). Теперь он
ошибся, неправильно глядя на брата: рассматривал, как повылезали его волосы,
как ухудшилась кожа лица. Отстраненно изучал, как тот устраивает дома свой
личный спектакль - для домашних, по поводу какой-то бытовой позиции. Его
близкие тоже были вполне известны и тоже теперь представлялись некоторыми
механическими машинками, заводимыми во время сна. Ну и что? Так и бывает.
Были молоды, например, а потом - уже нет. Извлекать из этого факта личную
метафизику не годится, потому что из этого она не извлекается. Вот если бы
О. подумал, какие они все хорошие, тогда еще может быть. Будто не знал
теорему Геделя о неполноте, которая, мягко выражаясь, утверждает, что при
определенных условиях в любом языке существуют истинные, но недоказуемые
утверждения.

* * *

Кома окончательно стала членом его жизни только сейчас. Кажется,
сломалась какая-то перегородка - условная, ничего физически не