"Клайв Льюис. Просто христианство" - читать интересную книгу автора

хорошие и плохие импульсы. Вернемся снова к примеру с пианино. На клавиатуре
нет двух различных видов клавишей - верных и неверных. В зависимости от
того, когда какая нота взята, она прозвучит верно или неверно. Нравственный
закон не есть некий отдельный инстинкт или какой-то набор инстинктов. Это
нечто (назовите это добродетелью или правильным поведением), направляющее
наши инстинкты, приводящее их в соответствие с окружающей жизнью.
Между прочим, это имеет серьезное практическое значение. Самая опасная
вещь, на которую способен человек, - это избрать какой-то из присущих ему
природных импульсов и следовать ему всегда, любой ценой. Нет у нас ни одного
инстинкта, который не превратил бы нас в дьяволов, если бы мы стали
следовать ему как некоему абсолютному ориентиру. Вы можете подумать, что
инстинкт любви ко всему человечеству всегда безопасен. И ошибетесь. Стоит
вам пренебречь справедливостью, как окажется, что вы нарушаете договоры и
даете ложные показания в суде "в интересах человечества", а это в конце
концов приведет к тому, что вы станете жестоким и вероломным человеком.
Некоторые люди в своих письмах задают мне такой вопрос: "Может быть,
то, что Вы называете нравственным законом, на самом деле - общественное
соглашение, которое становится нашим достоянием благодаря полученному
образованию?" Я думаю, подобный вопрос возникает из-за неверного понимания
некоторых вещей. Люди, задающие его, исходят из того, что если мы научились
чему-то от родителей или учителей, то это "что-то"- непременно человеческое
изобретение. Однако это совсем не так. Все мы учим в школе таблицу
умножения. Ребенок, который вырос один на заброшенном острове, не будет
знать этой таблицы. Но из этого, конечно, не следует, что таблица умножения
- всего лишь человеческое соглашение, нечто изобретенное людьми для себя,
что они могли бы изобрести и на иной лад, если бы захотели. Я полностью
согласен с тем, что мы учимся правилу порядочного поведения от родителей,
учителей, друзей и из книг, точно так же как мы учимся всему другому. Однако
только часть этих вещей, которым мы учимся, просто условные соглашения, и
они действительно могли бы быть изменены; например нас учат держаться правой
стороны дороги, но мы с таким же успехом могли бы пользоваться правилом
левостороннего движения. Иное дело - такие правила, как математические. Их
изменить нельзя, потому что это реальные, объективно существующие истины.
Вопрос в том, к какой категории правил относится естественный закон.
Существуют две причины, говорящие за то, что он принадлежит к той же
категории, что и таблица умножения. Первая, как я сказал в первой главе,
заключается в том, что, несмотря на различный подход к вопросам морали в
разных странах и в разные времена, эти различия несущественны. Они совсем не
так велики, как некоторые люди себе представляют. Всегда и везде
представления о морали исходили из одного и того же закона. Между тем
простые (или условные) соглашения, подобные правилам уличного движения или
покрою одежды, могут отличаться друг от друга безгранично.
Вторая причина состоит в следующем. Когда вы думаете об этих различиях
в нравственных представлениях разных народов, не приходит ли вам в голову,
что мораль одного народа, лучше (или хуже) морали другого народа? Не
способствовали ли бы ее улучшению некоторые изменения? Если нет, тогда,
конечно, не могло быть никакого, прогресса морали. Ведь прогресс означает не
просто изменения, а изменения к лучшему. Если бы ни один из кодексов морали
не был вернее или лучше другого, то не было бы смысла предпочитать мораль
цивилизованного общества морали дикарей или мораль христиан морали нацистов.