"Клайв Льюис. Просто христианство" - читать интересную книгу автора

отказывался от веры ни при каких обстоятельствах. В этой книге я не пытаюсь
сказать вам, что я мог бы сделать, - я могу сделать крайне мало. Я пытаюсь
показать вам, что представляет из себя христианство. Не я его придумал. И в
самой сердцевине его я нахожу эти слова: "Прости нам долги наши, как и мы
прощаем должникам нашим". Здесь нет ни малейшего намека на то, что прощение
дается нам на каких-то других условиях. Слова эти совершенно ясно
показывают, что если мы не прощаем, то не простят и нас. Двух путей здесь
нет. Так что же нам делать?
Что бы мы ни пробовали делать, все будет трудно. Но я думаю, две вещи
мы можем сделать, и они облегчат нам нашу трудную задачу. Приступая к
изучению математики, вы начинаете не с дифференциального исчисления, а с
простого сложения. Точно так же, если мы действительно хотим (а все зависит
именно от нашего желания) научиться прощать, нам, наверное, следует начать с
чего-то полегче, чем гестапо. Например, с того, чтобы простить мужа, или
жену, или родителей, или детей, или ближайших соседей за что-то, что они
сказали или сделали на прошлой неделе. Это, возможно, захватит наше
внимание. Затем нам надо понять, что значит "любить ближнего, как самого
себя". А как я люблю себя?
Вот сейчас, когда я подумал об этом, я понял, что у меня нет особой
нежности и любви к себе самому. Я даже не всегда люблю свое собственное
общество. Значит, слова "возлюби ближнего своего", очевидно, не означают
"испытывай к нему нежность" или "находи его привлекательным". Впрочем, так и
должно быть, потому что, конечно же, как бы вы ни старались, вы не заставите
себя почувствовать нежность к кому бы то ни было. Хорошо ли я отношусь к
самому себе? Считаю ли я себя приятным человеком? Что ж, боюсь, что минутами
- да (и это, несомненно, худшие мои минуты). Но люблю я себя не поэтому; не
потому, что считаю себя славным парнем. На деле все наоборот, а именно:
любовь к себе заставляет меня думать, что я, в сущности, славный парень.
Следовательно, и врагов своих мы можем любить, не считая их приятными
людьми. Это великое облегчение. Потому что очень многие думают, что простить
своих врагов значит признать, что они, в конце концов, не такие уж плохие,
тогда как на самом деле всем ясно, что они действительно плохи.
Давайте продвинемся еще на шаг вперед. В моменты просветления я не
только не считаю себя приятным человеком, но, напротив, нахожу себя просто
отвратительным. Я с ужасом думаю о некоторых вещах, которые я совершил.
Значит, мне, по всей видимости, дозволяется ненавидеть и некоторые поступки
моих врагов. И вот уже мне вспоминаются слова, давно произнесенные
христианскими учителями: "Ты должен ненавидеть зло, а не того, кто совершает
его". Или иначе: "Ненавидеть грех, но не грешника". Долгое время я считал
это различие глупым и надуманным; как можно ненавидеть то, что делает
человек, и при этом не ненавидеть его самого? Но позднее я понял, что годами
именно так и относился к одному человеку, а именно к самому себе. Как бы я
ни ненавидел свою трусость или лживость, или жадность, я тем не менее
продолжал любить себя, и мне это было совсем не трудно. Фактически я
ненавидел свои дурные качества потому, что любил себя. Именно поэтому так
огорчало меня то, что я делал, каким я был. Следовательно, христианство не
побуждает нас ни на гран смягчить ту ненависть, которую мы испытываем к
жестокости или предательству. Мы должны их ненавидеть. Ни одного слова,
которые мы сказали о них, не следует брать обратно. Но христианство хочет,
чтобы мы ненавидели их так же, как ненавидим собственные пороки, то есть