"Владимир Личутин. Фармазон (Роман) " - читать интересную книгу авторабелесое разводье неба, подтачиваемое споднизу морской толчеей. Сразу
стылость охватила и отрезвила мужиков, и каждую жилку быстро остывающего тела ознобило тягучим ветром и оживающим страхом. Карбас неудержимо несло в проран, в желтый зев кипящей тучи, где схватывались беззвучно и сплетались тягостно и страшно хвостатые чудища. И казалось, стоило лишь окунуться в дождливое бучило, втянуться в эту грозовую темь, и сразу закроется ход в родные домы и будет таскать посудину по морской хляби и день, и два, пока-то карбас неловко взберется однажды на очередную штормовую гору, а скатываясь с нее, неторопливо опружится на борт и ровно пойдет ко дну. А там кричи - не кричи, сколько ни моли Бога - конец один... - Я всех вас под суд, - вдруг закричал Тяпуев. - Я одно знал... по причине пьянства и несерьезного отношения... - Природное чутье, усиленное долгими годами службы, вдруг услужливо подсказало Ивану Павловичу, что на моториста голоса подымать не следует, и он, минуя парня взглядом, орал на всех сразу. Молчать было куда страшнее, и еще страшнее казалось подчиниться сейчас кому-то, вверить свою жизнь, а потому собственный громкий голос подымал Тяпуева, укреплял душу. - Я вам устрою кузькину мать! Вы у меня еще попляшете! - Ты, загунь!.. Закрой коробочку! - окрысился Сметанин и поднялся над Тяпуевым, застив тому белый свет. Но Иван Павлович не устрашился, не сник, только опущенные щеки заколыхались дрожко, глаза эмалево просветлели, и порошины зрачков невыносимо больно вперились в недруга. - Слушайте мои распоряжения, пока этот шалопут не погубил вас, - ледяным тоном выкрикнул Тяпуев. - Что ты смыслишь, дорогой, насчет картошки дров поджарить? - пробовал тебе, Иван Павлович, не конторских девок шшупать. Если кому и капитанить, так Грише. Верно, Гриша? - Правда свое возьмет, - увертливо откликнулся Чирок. - Мое стариковское дело помалкивать. Я свое откомандовал. - Подлости не терплю, - снова вспыхнул Тяпуев, чувствуя, как минутная власть его поколебалась. - Я таких, как ты, Сметанин, много повидал на своем веку и через коленку ломал. Многие вот так же хорохорились, а после плакали, слезами умывались. Сметанин, я тебе на берегу сделаю разбор поведения и казенный отпуск устрою. Удивительно, как сразу сник, увял бухгалтер от угрозливых слов: он только пыхал грудью тяжело и поочередно оглядывал спутников, будто не узнавая их, а те, в свою очередь, не признавали Сметанина. Тимофей Ланин, погрузившись в тулуп, лежал в носу карбаса, случившееся будто не задело его, не встревожило, он так и не подал голоса, не вмешался, а, смежив веки, грезил о чем-то с вялой улыбкой на развесистых губах. Можно подумать, что случившееся лишь радовало его. Коля База мостился на кормовом сиденье, как на суку, и, полуотвернувшись, сколупывал с кромки набоя слоистую пупырчатую смолу, сам необыкновенно увлеченный неожиданным занятьем. И тут вот, под грудью, налетал соколик, щипал и теребил, и чего-то непонятного добивался, и требовал. А может, лишь притворялся бухгалтер, строил из себя непонятливого, ловким своим умом сразу предположив грядущее и опасаясь его. - Что он, с лавки свалился? - спросил Сметанин у моториста, желая хоть бы в нем обрести союзника, а там куда проще станет жить. - Ты доложи, Иван Павлович, чего от меня хочешь? - И вдруг не сдержался, властно шумнул: - Мы |
|
|