"Владимир Личутин. Вознесение ("Раскол" #3) " - читать интересную книгу автора

слезами. - Куда ты подевался, Але-ша?..
- Здесь я, Марьюшка. Эко тебя распалило. И куда лекаря-пройдохи
смотрят?.. Я люблю тебя, княгинюшка, я тебя никуда не спущу...
- И не спускай... Веком бы так.
- Отдам нехристей в разбойный приказ... Считывают с черных книг
лекаришки, да насылают, алгимеи, всякой призеры и напуску. А я вот не
доглядел. Ты прости меня, государыня, и грехи мои отпусти.
Царь гладил болезную по тяжелым, каким-то остывшим, негнучим волосам;
когда-то шелковые, с каштановым отливом косы он так любил распрядывать, а
после расплескивать по плечам, погружая в их глубину ладони.
- Ты, батюшко, не страшись. Ты в рай прямо. Куда мне до тебя... А где и
спотыкнулся ты, так не с осердки и не по распутству... Блазнило, и ты
чурался, бежал прочь. И спотыкнулся. Это я грешница, прелюбодеица. И в
смертный-то час охапила тебя, завистница, висну на шее...
- Очнися, матушка. Не клепли на себя понапрасну. Бог не оставит без
призору твоей плодильницы, опечатает в свое время. Проснешься поутру, а уж
здорова, как пасхальное яичико...
- Алеша, ты по мне шибко не убивайся. Хоть и была тебе пряником
медовым... Долго не вдовей, не горюнься. Не насылай на царство печали и
скорби. Веселися не натужно, коли нужда придет, и не постися через край. И
Христос того завещал: де, чтоб не смел мирской человек напрасно плоть
мучить... Гли, милый, на кого стал похож? - шептала государыня, водя тонким
влажным перстом по мужней узловатой руке, по набухшим до черноты росстаням
жил. - Солоного абы прокислого много не ешь, с того на воду позывает, -
подсказывала государыня, как истинная домовица-большуха, отъезжающая
накоротко по монастырям с богомольем. И ни тени печали в просветленных, уже
не здешних глазах. - Да бери, Алексей Михайлович, в жены девку здоровую,
непорченую, несглазливую, не из розлива московских шептунов, что видом
агнец, а нутром волк. Да Ивана-то Мусина не обижай, блудня, далеко от себя
не отсылывай парничка; хоть и сколотыш, но твоих, царских кровей. Не бойся,
что люди скажут, но бойся, как Господь на то взглянет...
От последних слов смутился царь, кровь кинулась в лицо, и чтобы скрыть
стыд и внезапные жалостные слезы, уткнулся в сголовьице, пряно пахнущее
женою. Марью Ильинишну от долгих наставлений как бы опрокинуло в короткий
сон, она забылась на миг, даже потеряв дыхание; и царь боялся сшевельнуться,
чтобы не потревожить болезную. Он дышал в щеку супруге, и блазнило ему, что
их слезы, так угодные Господу, сливаются в единый родник печали. Ах ты, Боже
наш, помилуй нас.
А Марьюшка вдруг ясным голосом, будто и не задремывала, сказала
государю, слегка колыбнувшись головою:
- Алексей Михайлович, приотодвинься от меня. Ты живой, а я смертью
пахну... Попрыскай на меня из ароматника розовой водицей абы укропной.
Ско-ро с трав-кой смешаю-ся... Посеюсь цветочком лазоревым под твой сапожок.
Да ты не соступи на меня, слышь?
Государыня разжала кулачок, в нем, как в скудельнице, покоился
запотевший камень египетской яшмы. Держалась за него до последнего, как за
якорь спасения, да ишь ты, не пособил родименькой, но увлек на самое дно.
Прислушалась к себе: кровотеча прервалась, да и откуда было взяться кровце,
коли из самых глубинных боевых жил, омывающих сердце, источилась она по
капле. Глаза у царицы округлились, а обочья свинцово посинели. Дыханье стало