"Вл. Лидин "Повесть о многих днях"" - читать интересную книгу автора

В Праге, уже персиковой от приспущенных штор, в кабинете все еще бан-
кет продолжался: знаменитого французского поэта, вислоусого, чествовали;
кстати говорили о великом содружестве России и Франции. Поэт чокался ма-
кал усы, держался за печень, смотрел осовело, поправлял брюки сползав-
шие. Журналист с карандашиком пристроился сзади, просил высказать свое
мнение о великой русской литературе; другой, с другого бока сладкоголосо
допрашивал: возможна ли европейская война. Война была возможна, русская
литература была великой. По лестнице вестибюля, по красной дорожке,
спускались медленно; цвели гиацинты в горшках, мохнатые гортензии; из-
возчики у под'езда приплясывали, лошади под попонами, с курчавыми от
инея мордами, ожидали. Развозили вскоре - в снег, тьму - парочек, скуча-
ющих и влюбленных. У Яра был номер программы 15-й, предпоследний: негри-
тята выстукивали чечотку, отщелкивая подошвами. Столики белели, шампанс-
кое зацветало золотыми цепочками.
Зоя Ярцева, адвокат ужинали за сдвинутыми столиками в компании: Мэри
Рундальцева, выкрасившая волосы в рыжий цвет, разведенная жена адвоката,
кокаинистка, картежница; миллионер Крушинский, с бородой ассирийской,
под третьей опекой, с автомобилем оранжевым, виллой с плафонами, распи-
санными знаменитыми. Адвокат говорил тост: за женщин, за искусство,
пластрон фрачной рубахи его выгибался; египетские папиросы обрастали пу-
шистым пеплом. Струны лились мучительно. Некая мечтательность, хмель
проплывали.
В черной открытой машине ехали дальше: в Стрельну. Иней вспыхивал,
елки под снегом стояли рождественские. Крушинский, выставив бороду, гля-
дел туманно, не отрываясь, в черные порочные глаза; рука его коснулась
мягкого колена: нога не дрогнула, Мэри глядела мимо, улыбаясь тайно. Зоя
подставляла ветру худое напудренное лицо, больные глаза прекрасные, вяло
обведенные, распахнула шубку, жемчуг на шее матово дымился. В Стрельне
сразу пахнуло сырым теплом, хрустящим запахом жаркого; черные поддевки
суетились, меха, бобры, соболя спадали на их руки. Зеркало погружало в
ртутную глубь: плечи женщин, открытые, фраки, ногу в шелковом чулке, в
лаковой туфельке. Вниз сходили медленно: к гротам. Розовый студент в зе-
леном тугом сюртуке посмотрел, пригубил из стаканчика. Парочки сидели в
гротах, красное, зеленое, желтое - вспыхивало в рюмках, бокалах, стака-
нах. Румынка, в пестром платке, глядела вниз, со складкой на белой сли-
вочной шее. Под пальмами пили кофе, кофейник плевался под стеклянною
крышкою; разминали на небе терпкий маслянистый ликер.
Адвокат утром выступал защитником в нашумевшем процессе: дело об от-
равлении знаменитой королевы бриллиантов, - королева бриллиантов ката-
лась на скетинге, познакомилась, влюбилась: недавний учитель, с перхот-
ным пробором, разодравшим липкие желтые волосы, отравил ее. На скетинге
катались по-прежнему: колесики шуршали ровно, асфальтовый лед серел,
старичок выделывал па. Мэри из Стрельны звала дальше: возбужденные лике-
ром, с бьющимися сердцами от черного кофе ехали сквозь жемчужную ночь
дальше. В ночном трактире играли два гармониста; Стеша, некрасивая, с
глазами прекрасными, выступала, подбоченясь. Рассвет в колючем инее мут-
нел, возвращались назад в город: курчавые тройки, любовь цыганская. В
городе люд уже спешил; пахло хлебом; адвокат заезжал домой умыться, пе-
ременить сорочку - перед выступлением. Присяжные в буфете суда пили чай;
подсудимого везли в суд: рыжебровый, веснущатый, он глядел на все равно-