"Владимир Лидин. Рассказы о двадцатом годе " - читать интересную книгу автора Стася в девять встаёт, зубы, в трёх стаканах мокнущие, на места вложит,
перед зеркальцем долго сидит: кудряшки жжёт, крем в щёки тощие втирает, брови сводит, чтобы нависали мрачней, потом кофе пьёт желудевый, питательный, ждёт посетителя. Другой раз, в самую мокреть, сквозь хлябь селезнёвскую, придёт тощий, безлюбый, дёсны бледные, рот бескровый, глаза рыбьи - сядет: ждёт, чтобы всё открыла - насчёт судьбы его, и насчёт особы одной - дама пик. А Асикрит Асикритыч уж плывёт: не на пароходе американском, а на одиннадцатом номере по линии Селезнёвская - Подвески - Садовые. Руки в карманы, с портфеликом клеёнчатым, ноги ножницами в башмаках австрийских, колодовых, под картузиком два глаза стеклянных, на усики щетинкою упадёт с носа капля, другая навернётся. В отделе записей состояний гражданских за стол свой сядет, очки протрёт не спеша, папки достанет, бумаги разложит - день начался. В комнате с обоями ободранными, с печуркой в форточку выпущенной, дымящей горько,- вся жизнь человеческая: слева - стол браков, справа - рождений, в глубине стол мрачнейший - записи смерти. Да и по череду узнаешь, где какой стол: стоит баба молочная, широкобёдрая - это младенчика записать. За столом для младенчиков Клавдия Павловна: на плечах деревянных голова жёлтая, волос соломенный, щёки - как отщипнул кто тесто ноздрявое складками - так и осталось. Сидит, папироску между двух пальцев держит, дым носом белым пускает. Спросит: - Пол? - Баба молочная встрепенётся, скажет: - Насчет полу не знаю, а только девочка, осьми фунтов, от мужа законного,- и пойдёт с бумажкой довольная, молочными колыхая. Насчёт младенчиков - всё степенно, с достоинством, а только у стола брачного народа зряшного много: оно, конечно, что брак - одно любопытство. держатся,- Платон Платоныч, по делам брачным, человек серьёзный, хоть сам холостой, к женщинам презрительный отроду,- оглядит поверх очков, как гаркнет: - Которые в брак, занимайте черёд,- так сразу всё стихнет, в очередь станут. Те, что в летах, первыми подойдут,- Платон Платоныч невесту оглядит, спросит: - В брак согласны вступить? - невеста ресницами белыми заморгает, ответит: - Согласные, мы на всё согласные; - и распишутся. У стола разводного народу мало: разве что придут для жилищного разводиться, чтобы на комнату лишнюю право иметь,- у стола же смертного - женщина чёрная, скорбная - ждёт: как жизнь человека мотает, и голодом морит, и холодом донимает, и тифом гуляет по просторам,- а лёг человек, с сыпью розоватой на лбу, с носом белым, бровью чёрной синеет, ноги бескрылые вытянул - для: плавания вечного, стал из плавающего и путешествующего во веки уплывшим,- и уж стоит у стола п о д р у г а птицей чёрною, ждёт... Так с утра и до вечера пройдёт жизнь вся человеческая,- в 4 спешит Асикрит Асикритыч с портфеликом, и Платон Платоныч выйдет, серьёзный: в комнате его холостой бумажки нарезаны ровно, в порядке лежат, на бумажке каждой - когда декрет какой вышел: по обязанности секретарской домкома выписывает; вечером разложит, начнёт разбирать, чай попивает,- вечерок проскользнёт. Асикрит Асикритыч опять на хребте между Европой и Азией дожидается: На рессорах мягких, в автобусе пылающем, спускается Европа. Пропустит её, вслед поглядит - пойдёт дальше шагать, Москву циркулем вымеривать - на Селезнёвскую. Только так засосёт вдруг от Европы огнедышащей, от макинтошей отличнейших,- не то чтобы в омнибусе этом самому проехать, а хоть на стоянке |
|
|