"Владимир Лидин. Рассказы о двадцатом годе " - читать интересную книгу автора

Стася в девять встаёт, зубы, в трёх стаканах мокнущие, на места вложит,
перед зеркальцем долго сидит: кудряшки жжёт, крем в щёки тощие втирает,
брови сводит, чтобы нависали мрачней, потом кофе пьёт желудевый,
питательный, ждёт посетителя. Другой раз, в самую мокреть, сквозь хлябь
селезнёвскую, придёт тощий, безлюбый, дёсны бледные, рот бескровый, глаза
рыбьи - сядет: ждёт, чтобы всё открыла - насчёт судьбы его, и насчёт особы
одной - дама пик.
А Асикрит Асикритыч уж плывёт: не на пароходе американском, а на
одиннадцатом номере по линии Селезнёвская - Подвески - Садовые. Руки в
карманы, с портфеликом клеёнчатым, ноги ножницами в башмаках австрийских,
колодовых, под картузиком два глаза стеклянных, на усики щетинкою упадёт с
носа капля, другая навернётся. В отделе записей состояний гражданских за
стол свой сядет, очки протрёт не спеша, папки достанет, бумаги разложит -
день начался. В комнате с обоями ободранными, с печуркой в форточку
выпущенной, дымящей горько,- вся жизнь человеческая: слева - стол браков,
справа - рождений, в глубине стол мрачнейший - записи смерти. Да и по череду
узнаешь, где какой стол: стоит баба молочная, широкобёдрая - это младенчика
записать. За столом для младенчиков Клавдия Павловна: на плечах деревянных
голова жёлтая, волос соломенный, щёки - как отщипнул кто тесто ноздрявое
складками - так и осталось. Сидит, папироску между двух пальцев держит, дым
носом белым пускает. Спросит: - Пол? - Баба молочная встрепенётся, скажет: -
Насчет полу не знаю, а только девочка, осьми фунтов, от мужа законного,- и
пойдёт с бумажкой довольная, молочными колыхая.
Насчёт младенчиков - всё степенно, с достоинством, а только у стола
брачного народа зряшного много: оно, конечно, что брак - одно любопытство.
Другие, правда, которые в летах, придут степенно, в очередь встанут, за руку
держатся,- Платон Платоныч, по делам брачным, человек серьёзный, хоть сам
холостой, к женщинам презрительный отроду,- оглядит поверх очков, как
гаркнет: - Которые в брак, занимайте черёд,- так сразу всё стихнет, в
очередь станут. Те, что в летах, первыми подойдут,- Платон Платоныч невесту
оглядит, спросит: - В брак согласны вступить? - невеста ресницами белыми
заморгает, ответит: - Согласные, мы на всё согласные; - и распишутся.
У стола разводного народу мало: разве что придут для жилищного
разводиться, чтобы на комнату лишнюю право иметь,- у стола же смертного -
женщина чёрная, скорбная - ждёт: как жизнь человека мотает, и голодом морит,
и холодом донимает, и тифом гуляет по просторам,- а лёг человек, с сыпью
розоватой на лбу, с носом белым, бровью чёрной синеет, ноги бескрылые
вытянул - для: плавания вечного, стал из плавающего и путешествующего во
веки уплывшим,- и уж стоит у стола п о д р у г а птицей чёрною, ждёт...
Так с утра и до вечера пройдёт жизнь вся человеческая,- в 4 спешит
Асикрит Асикритыч с портфеликом, и Платон Платоныч выйдет, серьёзный: в
комнате его холостой бумажки нарезаны ровно, в порядке лежат, на бумажке
каждой - когда декрет какой вышел: по обязанности секретарской домкома
выписывает; вечером разложит, начнёт разбирать, чай попивает,- вечерок
проскользнёт.
Асикрит Асикритыч опять на хребте между Европой и Азией дожидается: На
рессорах мягких, в автобусе пылающем, спускается Европа. Пропустит её, вслед
поглядит - пойдёт дальше шагать, Москву циркулем вымеривать - на
Селезнёвскую. Только так засосёт вдруг от Европы огнедышащей, от макинтошей
отличнейших,- не то чтобы в омнибусе этом самому проехать, а хоть на стоянке