"Альберт Анатольевич Лиханов. Благие намерения (Повесть) " - читать интересную книгу автора

отправилась на почту послать телеграмму в определенное мне гороно, что
ближайшими днями выезжаю на место назначения.
Северный город, куда меня распределили, - мне выпал город, что уж тут
поделаешь, я вела себя честно, - был не так уж мал, за двести тысяч
жителей, и учителей литературы там хватало. Так что, когда я заявилась
туда в двадцатых числах сентября, мое место оказалось отданным другому
человеку, и мне предложили то, что оставалось, - вакансию воспитателя в
школе-интернате.
На частной квартире, а верней, в частном углу за ситцевой
занавесочкой, куда определил меня интернат, я распаковала чемодан,
поставила на стол портрет мамы в старинной затейливой рамочке и
разревелась: воспитатель интерната - это вовсе не учитель, и не к этому я
себя готовила.
Выходит, мама права, и дома я нужнее, чем тут. Нужнее хотя бы ей.
Но отступать было некуда.


3

Если бы мама жала на меня хоть чуточку полегче, я бы сбежала домой.
Не раздумывая. Северный городок при ближайшем рассмотрении оказался
серым - то ли от постоянной пасмурной погоды и низких облаков, ползущих
прямо над крышами, то ли от силикатного кирпича, из которого были сложены
дома на главных улицах. К тому же угол с цветастыми ситцевыми стенами, где
я жила, казался ненадежным, неустойчивым, зыбким, верно, все из-за этих
матерчатых стен, колеблющихся от сквозняка. Дом, куда меня определили, был
деревянный, перенаселенный до предела, настоящий клоповник - каждый день я
видела все новые лица, возникающие в крохотных дверях, а в конце
длиннющего коридора располагался общий туалет, и тетка Лепестинья,
сдававшая мне угол, - вот уж имя так имя! - только цокала языком, созерцая
мои страдания.
В те дни мне снились простенькие и примитивные сны. Наш старинный, с
лепниной на потолках дом, моя теплая комната с книжными полками, нарядной
китайской вазой, полной цветов, мягким светом настольной лампы с зеленым
абажуром и - о господи! - туалет, облицованный голубым кафелем с
виньетками.
Наверное, со стороны я походила тогда на жалкого и мокрого щенка,
который оступился в лужу, и, хотя молчит, вид у него хнычущий,
бестолковый, растерянный.
Я сужу об этом не по себе - вряд ли в двадцать два года, глянув в
зеркало, ты увидишь ничтожество хотя бы уже потому, что перед зеркалом,
пожалуй, и мокрый щенок подтягивается и глядит бодрым глазом, - а по
другим, по их взглядам и по их словам.
Первым и особенным среди прочих был директор школы - мне везло на
имена - Аполлон Аполлинарьевич. Очень быстро, буквально через несколько
дней, я узнала, что у директора есть ласкательное прозвище Аполлоша,
которым пользовались не только ученики, но между собой и учителя, и я
рассмеялась тогда: в этом слове не было обиды, зато было точное совпадение
с внешностью Аполлона Аполлинарьевича. Он состоял из круглой и лысой
головы, точно вырезанной по циркулю, из круглых же очков, круглого