"Альберт Лиханов. Крутые горы " - читать интересную книгу автора

Во вторую военную осень я пошел в школу.
Парты в нашем классе стояли в четыре ряда, оставляя узкие проходы,
такие узкие, что учительница ходила по ним боком. К концу каждого урока
становилось жарко и душно, на переменке дежурные строго-настрого всех
выгоняли, открывали настежь все форточки. Школа была старая, маленькая, не
приспособленная для такого множества учеников, и поэтому коридор в перемену
был так забит стриженными наголо головами, что не только разбежаться было
невозможно, но даже продираться сквозь эту толпу приходилось, усиленно
работая локтями.
Мне эти толкотня и теснота не казались удивительными, потому что в
другой - просторной - школе я не учился, не знал, что может быть как-нибудь
по-иному, и продирался на переменках сквозь ребячью толпу, двигая локтями в
бока, сам наезжая на чужие локти и радуясь этой веселой неразберихе.
Школа работала в три смены. Первыши, конечно, ходили в первую, и
подниматься приходилось рано, потому что уроки начинались в восемь.
Зимой мы с мамой выходили из дому, когда была еще настоящая ночь, над
головой висели россыпи крупных звезд, хрупал под валенками жесткий снег, на
улице горели редкие фонари, похожие на одуванчики, оттого что их свет в
морозном воздухе расходился ровным кругом.
Я шагал, еще не совсем проснувшийся, слушал скрип своих шагов, мама
вела меня за руку, и иногда я закрывал глаза. В такие минуты я походил на
старую клячу, которая может и не глядеть, что делается перед ней, а только
послушно поворачивает, когда дергают вожжи. Мама молчала тоже, неуютное утро
не располагало к разговору, и, если хотела, чтобы я шагал быстрее, тихонько
встряхивала мою руку. Не открывая глаз, я прибавлял шагу, чувствовал, что
начинается подъем, значит, до школы уже недалеко, и с трудом разлеплял
слипшиеся от инея ресницы.
Сколько раз ходил я в школу, сколько раз ждал этого торжественного
мгновения. Без четверти восемь в морозной тишине вдруг раздавался протяжный
сиплый звук, похожий на вой доисторического чудовища. Тотчас ему подтягивал
еще один, еще и еще, и вот уже стадо страшных зверей выло в один голос. Люди
на улицах оживлялись, шли быстрее, некоторые даже бежали, и мама отпускала
мою руку, приговаривая:
- Иди скорей! Я побежала!
Она сворачивала к своему госпиталю, прибавляла шаг, а доисторические
животные все ревели в один голос, предупреждая тех, кто работает, чтобы не
опаздывали. Они ревели, сипели, наверное, с минуту, а то и больше. И утихали
так же неожиданно, как и начинали. Это ревели заводские гудки, и я всегда с
ужасом думал о них. В первый же день в школе нам объяснили, что, если заводы
загудят вот так же, как утром, среди бела дня и будут гудеть долго - это
начинается воздушная тревога. И тогда надо бежать в бомбоубежища, прятаться
в щели, отрытые во дворах.
Эти слова пугали меня, и, сидя на уроке, я неожиданно сжимался: мне
казалось, что вот-вот загудят все заводы. Но время шло, воздушных тревог не
объявляли, только однажды вечером над городом вдруг взвились три голубых
прожекторных столба, перекрестились мгновенно. Я был на улице, кажется, мы с
мамой шли в магазин, и я подумал, что это ищут немецкий самолет - в небе
что-то гудело. Мама, наверное, подумала то же. Она прижала меня к себе, но
не двинулась с места; мы стояли посреди улицы как загипнотизированные и