"Альберт Анатольевич Лиханов. Детская библиотека " - читать интересную книгу автора

подтверждались: в активе собрались сплошные трещотки женского рода.
Боже, о чем они только не трещали! Про какие-то нитки и пуговицы, про
разные способы вышивания, про неизвестных мне девчонок и мальчишек, про
сестер и братьев, про старый кинофильм, о котором уже давно все всеми
сказано, и про то, на каком жире лучше жарится картошка.
Правда, при этом девицы быстро и аккуратно ремонтировали книжки, но я
был уверен, что они с таким же успехом чистили бы на кухне картошку: о
прочитанном девчонки не говорили.
Когда Светка тараторила с подругами, подумать о чем-нибудь всерьез
мне не удавалось. Единственное, что я мог, так это внимательно
разглядывать картинки и вдыхать запахи потрепанных книг. Моя работа как-то
сильно замедлялась, и я потихоньку убирался восвояси.
Мне казалось, девчонки приходят сюда посидеть просто так: тут тепло,
и мухи не кусают.


Татьяна Львовна заглядывала "за кулисы" в двух случаях: когда
библиотека пустовала и когда, напротив, народу было битком. Если в
библиотеку набегала ребятня, книжки с прилавков точно ветром сметало -
ведь их было не так уж и много, - и тогда Татьяна Львовна выбирала из
горы, предназначенной для ремонта, или торопила нас с ремонтом:
- Ну? Готово? Давайте скорей.
Когда народ исчезал, она приходила просто посидеть, попить чаю.
На тумбочке за печкой стояла электроплитка с чайником, и Татьяна
Львовна просила девчонок следить, чтобы в чайнике всегда была горячая
вода. Ко мне она почему-то никогда не обращалась, не говорила, чтобы я
следил за плиткой, и, если я сидел один, сама заходила и выходила время от
времени, чтобы включить плитку или выключить ее.
Чай Татьяна Львовна пила гораздо реже, чем включала и выключала
плитку. И что это был за чай!
Я не знаю, пил ли кто-нибудь во время войны настоящий, медового
цвета, ароматный чай, ведь для этого требовалось много заварки, а ее не
хватало, приходилось экономить, и все привыкли к жидкому чайку, но Татьяна
Львовна превзошла всех.
Я видел, как она открывала железную баночку, на дне которой лежали
чаинки, осторожно брала двумя пальцами ничтожную щепотку, а потом
принималась сбрасывать крупинки обратно. При этом она оборачивалась к
лампочке, смешно поднимала руку и строго поглядывала на щепотку через
очки, шевеля губами. Можно было подумать, что она считает чаинки. Наконец
заварка опускалась в фарфоровый чайник, заливалась водой, водружалась на
дюралевый чайник, и Татьяна Львовна выходила.
Выходила - и забывала про свой чай. Через полчаса или минут сорок
просовывала голову в закуток и просила:
- Девочки, включите плитку.
Девочки включали, чайник пыхтел, они сообщали Татьяне Львовне, что
все готово, но наша старушенция не могла оторваться от своих дел, и мне,
грешным делом, начинало казаться, что эта удивительная заслуженная
артистка греет чай вовсе не для себя, а для кого-то другого, кого она ждет
каждую минуту, но не может дождаться.
Эта мысль преследовала меня.