"Альберт Анатольевич Лиханов. Детская библиотека " - читать интересную книгу автора

собственными глазами во всем этом.
Нет, что-то тут не сходится. Ведь Татьяна Львовна вместе с ним
эвакуировалась. Ведь это же книга ее юности, как сказала она.
Она говорила, что сжечь книгу очень тяжело! Такое чувство, будто
предаешь друга. А продать - чем это лучше? Разве же это не предательство,
продать Пушкина? Будто в рабство!
Я вскочил, потом снова сел. Сообразил, что сейчас идти без толку.
Татьяна Львовна в библиотеке. Надо утром. Она ходит на рынок с утра, перед
работой.
Отчаянные планы вертелись в моей голове. Кинуться, например, сейчас к
Вовке, и обежать всех, кого только знаешь, по рублю, по два, собрать
деньги и завтра ошарашить Татьяну Львовну. Подойти к ней и купить у нее
Пушкина.
Или, если уже поздно, разузнать, кто купил его, догнать этого
денежного дядьку и упросить его, чтобы он продал нам, потому что это наша
книга.
Пушкиных много - есть тонкие книжечки, есть потолще, но том в издании
Вольфа - совершенно необыкновенный, эта книга почти как человек, как сам
Александр Сергеевич, и он должен всегда жить с теми, кто его давно
полюбил.
Конечно! Выкупить Пушкина было бы самым правильным делом. Но бежать к
Вовке бессмысленно, уж кто-кто, а я-то хорошо знал, как бедовали в его
доме. Да и где не бедовали?
Я ждал маму.
Ждал ее с таким нетерпением, какого не знал еще до сих пор. Наконец,
она пришла из госпиталя, озябшая, даже позеленевшая от холода.
Я надеялся на нее. Верил, что мама придумает справедливый выход.
Может быть, у нее припрятаны деньги на черный день, - мы часто повторяли
эти недобрые слова - черный день, - и я понимал, что к черному дню надо
готовиться, что черный день настает нежданно, приходит бедой и горем, и
лучше всего, если к черному дню будет хоть малый припас еды или денег.
Но как только мама возникла на пороге, озябшая и зеленая, я понял,
что надежды мои наивны. Что мы ничуть не богаче других. И что купить
Пушкина, который, конечно же, стоит немало, мне не удастся.
Что я не спасу великого поэта.


Был конец зимы, неуверенным шагом приближался апрель, то отступая под
ледяными, пронзительными порывами ветра, то наступая, и тогда на наш
заснувший город обваливалось слепящее небо в белых, по-летнему кудрявых
облаках.
То раннее утро удалось на славу, словно нарочно подчеркивая, что
природа и состояние души вовсе не обязательно должны быть в согласии, что
красота природы вовсе не означает красоту жизни и что, запомнив эту
простую истину, мне еще не раз придется удостовериться в несправедливости
такого несоответствия.
Да, все непросто в этом мире, и вовсе не природа правит человеческой
душой, как не душа правит природой, а только люди могут понять друг друга
и друг другу помочь.
Я увидел ее сразу.