"Альберт Лиханов. Собрание сочинений в 4-х томах Том 3" - читать интересную книгу автора

скажет только в любом месте - из заключения я, отсидку отбывал, так тут хоть
как ни объясняй, за что и каким случаем туда попал, все в сторону шарахаться
станут.
Так оно и шло. Когда узнал про Кланьку и свое решил, освободившись,
ходил по разным конторам, нанимался. Как доходил до того, что идет из
заключения, на него будто со страхом глядели, говорили - не требуется, хоть
объявление у входа висело; требуется, требуется... И не искал Николай
Симонов ничего такого особенного - лишь бы заработок на пропитание и на
обмундирование штатское, да еще общежитие.
Ах, общежитие, пропади оно пропадом! Приняли-таки на одну новостройку,
поместил комендант в общежитие - комната большая, на девять человек, все
молодые парняги, в сыны ему годятся, а узнали, что он бывший зэк,
напаскудили. Объявили, будто бы пропал у одного парня костюм ненадеванный,
польский, за сто тридцать рублей. Поглядел на них Симонов те в сторонке
сидели, пили "перцовую", его не приглашали, понял, какую шутку они учинить
хотят, плюнул в горестях, поднял из-под койки свой мешок, выданный при
освобождении, натянул телогрейку, нахлобучил картуз, сказал им на выходе:
- Ну, попробуйте простить друг дружку за этот факт, за это паскудство.
Объяснять вам не стану, скажу, однако, что сидел не за воровство, а за то,
что задавил машиной человека. И не вам меня корить. А чтоб не замаралися об
меня ваши чистые хари - ухожу.
И хлопнул дверью.
Который-то из них бежал потом по коридору, хватал за рукав,
приговаривал: "Погодь, дядька, ну, бывает, ну, сдуру", но он рукав выхватил,
сбывалась его опаска, сторонились его люди, - и ушел в дождливую непогоду,
неизвестно куда и к кому.
Ночевал на вокзале, доставлялся розовощеким милиционером в отделение,
на проверку подозрительности, но другим, пожилым, был отпущен с советом
побыстрее вернуться домой.
Эх, домой, да ежели бы мог он вернуться домой, как бы побежал к кассе
за билетом на выданные при освобождении небольшие рубли, как бы бежал потом
к своему дому, в дальнем краю улицы маленького городка!
Но не мог, не мог, никак не мог Николай Симонов домой вернуться!
С Кланькой жизнь у них шла неровная, трясучая, - ровно ехали на худой
телеге по колдобистой дороге, - поздно он женился, в годах уж, так вышло, а
Кланька молода еще была, не наигралась, молодых мужиков глазами мимо себя не
пропускала. Когда Шурик родился, утихла вроде, но сын подрос, опять за свое:
ты не такой да не эдакий, другие, мол, при галстуках и книжки читают, про
кино судят, а от тебя слова ласкового не дождешься. Так-то оно так, не
мастак Николай был на рассуждения культурные и на прочие такие дела,
шофером, считал, родился, шофером и помрет, главное бы - машину беречь да в
аварию не попасть.
В то утро с Кланькой схватились, - опять она свои требования к нему, -
весь день ездил, зубы сжав, руки тряслись от обиды, от несправедливости ее
злой, бабьей. Под конец смены к гастроному подъехал, взял бутылку, чтоб,
машину поставив, распить, забыться, и еще бутылку пива заодно, приехал в
гараж, ободрал пивную пробку о дверцу, не вылезая из кабины, выпил, вынул
ключи, собрался выйти, а тут диспетчер Семина. Так и так, мол, Николай,
выручать базу надо, срочный груз со станции вывезти требуется, заказчик рвет
и мечет, потому как за простой штраф берут.