"Эдуард Лимонов. Эксцессы" - читать интересную книгу автора

ф!" Я подошел и как мог нежно поцеловал ее, склонившись над нею. Закрыв при
этом глаза. Я знаю, что молодых женщин следует целовать страстно, женщин же
ее возраста следует целовать нежно, жалея их за их усталость.
"Понюхаем? - предложила она. - Я нуждаюсь в энергии". - Разумеется, я
согласился. Сколько себя помню, я не отказывался от драгс никогда.
Кокаин у нее был действительно розовый - самый лучший, какой только
существует. Она взяла кусок из стеклянной банки (в таких хранят сахар или
соль или зародыши в формалине) и бритвочкой в черепаховой оправе быстро и
ловко стала рассекать кусок на черном зеркале, эпохи, по-моему, арт-нуво.
Или, может, это копченое зеркало было подделкой, ибо как может такое
зеркало прожить 50 - 60 лет? "В обычном кокаине в два раза меньше чистого
кока, чем в этом", - сообщила мне Эвелин, продолжая рассекать розовый
кусок.
Я кивнул согласно. Химические формулы меня не интересовали, так же как и
процентные соотношения Нужна была энергия, значит, следовало рассечь кокаин
и нюхать его. Но она была профессионал, ей хотелось поговорить о своей
профессии. Она передала черное зеркало мне. Я втянул линию одной ноздрей и
линию другой.
"Как было в тюрьме?" - спросил я, передавая зеркало ей. Спросил о
профессии.
"Гнусно и скучно", - ответила она коротко и втянула только одну линию,
половину одной ноздрей и половину другой. На лице ее появилось выражение
довольства. Она легла на спину и стала смотреть в потолок с тем же
довольным выражением лица. За все ее щедро раскидываемые передо мной дары
(пластиковый мешочек, набитый квайлюдами, она положила на ночной столик у
кровати) следовало ее выебать. Но выебать ее так, свежим после кокаина, или
покурить? Я с сомнением, осторожно, покосился на нее. Нет, все еще замшевый
костюм, истертый и старый, а не желаемая пизда, лежал на спине.
"Ты говорила, что у тебя есть трава?"
"Да-да, есть, - согласилась она. Только тень неудовольствия смутно
скользнула по ее лицу. Она встала с кровати и принесла железную коробку и
большое кухонное сито. Вывалила содержимое коробки в сито. Я поглядел в
сито. Травы хватило бы и на месяц. - Сенсимиллия", - констатировала она
равнодушно, называя сорт травы. "Живут же люди!" - подумал я с завистью.
"В Париже такую траву найти трудно, - пожаловался я - С травой вообще
плохо. Гашиш".
"Ливанский?" - спросила она.
"Ливанский и афганистанский", - подтвердил я. "А какие цены на кокаин?"
- поинтересовалась она, скручивая для меня джойнт.
"От 500 до 700 франков за грамм".
"Ну почти такие же, как здесь", - удовлетворенно заметила она и выдала
мне джойнт, а сама достала из мешочка квайлюд и откатилась в угол кровати.
Покурив, и покурив спешно, ибо замечал на себе ее нетерпеливые взгляды,
недаром она проглотила столько квайлюдов и только осторожно коснулась
кокаина, чтобы, не дай Бог, не вывести себя из квайлюдного чувственного
тумана, я протянул к ней руку. Она даже задрожала, когда я сунул руку ей
под юбку и погладил ее голый живот, так долго ждала, бедняжка... Когда
после десятка минут всевозможных развлечений без члена я наконец медленно
(с ней следовало делать это медленно) ввел в нее свой член, она захрипела
от радости, и руки и ноги ее одновременно дернулись в сладкой конвульсии.