"Виль Владимирович Липатов. Стрежень " - читать интересную книгу автора

тоже внимательно смотрит в небо, тоже прикидывает что-то, тоже разваливается
на неводе. Помолчав, подумав, говорит:
- Скажу тебе, что облак ненадежный. Вон тот! - Он показывает пальцем на
легкое облако, повисшее над старым, ободранным осокорем. - Не задул бы
волногон! - Слова у него сливаются, текут одно за одним без остановки; там,
где полагалось бы поставить точку, он только едва уловимо передыхает. - Дядя
Истигней, а дядя Истигней! - невесть почему кричит вдруг Виталий, хотя
старик сидит рядом. - Дядя Истигней, а дядя Истигней!
- Ты бы не орал, парниша, - спокойно отзывается старик.
- И то правда, - говорит Виталий. - Чего реветь, коли вы тут...
Скажите, дядя Истигней, задует волногон или не задует?
- Это, парень, надо подумать. - Дядя Истигней вновь оглядывает небо,
прозрачное облако, которое снизу подмалинено солнцем, а сбоку зеленое.
Потом дядя Истигней хлопает себя по карману, склоняет голову, точно
хочет по звуку определить, здесь ли похлопал, и опускает в карман руку,
чтобы достать кисет, такой длинный, что, вынимая его, дядя Истигней сначала
тянет руку вверх, потом, когда не хватает руки, - в сторону, далеко от себя.
Вытащив кисет, он по плечо запускает в него руку, достает пригоршню
самосада, второй рукой из нагрудного кармана вынимает свернутую газету,
тремя пальцами все той же левой руки отрывает кусочек и завертывает
самокрутку. Виталий Анисимов внимательно следит за дядей Истигнеем,
старается не пропустить ни одного его движения. Рот у парня полуоткрыт,
глаза от любопытства блестят, как бусинки.
- Это, парниша, надо подумать, - прикурив, говорит дядя Истигней. - Тут
с бухты-барахты не скажешь. Тут сплеча рубить нельзя. На прошлой неделе
такая же страма над осокорем висела, а что... Ты говорил задует, а что...
- Не задул! - огорчается Виталий.
- То-то! С кондачка, парень, нельзя, - все так же медленно продолжает
дядя Истигней, но после этого еще раз глядит на облако, потом на тальники,
затем вздыхает, чтобы набрать в легкие побольше воздуха, и, выдохнув,
решительно говорит: - Три дня не будет ветра. С понедельника, думаю, задует!
Сделавшись серьезным, сосредоточенным, дядя Истигней поднимается,
проходит по завозне к рубке катера, который держит лодку "под руку", как
выражаются речники. Он наклоняется, зовет: "Николай!" Стрельников
высовывается из окошечка, слушает дядю Истигнея, согласно кивает головой.
Затем старик возвращается на место, выбросив за борт недокуренную папиросу,
зорко осматривает невод, завозню, рыбаков, Обь. Люди следят за дядей
Истигнеем, тоже становятся серьезными, и даже с лица Натальи Колотовкиной
сходит насмешливое выражение - она подбирается, туже натягивает зюйдвестку,
а Григорий Пцхлава шепчет что-то про себя.
- Глядите! - Дядя Истигней показывает на высокий ободранный осокорь. -
Луч коснулся вершинки?
- Коснулся, - почтительно отвечает Виталий.
- Значит, можно начинать! Есть у меня такая примета... Правда, солнце
каждый день меняет положение, но вы примечайте. Смекаете?
- Смекаю! - говорит Виталий. - Смекаю!
Солнце уже поднялось над горизонтом - тальниками, все залито желтым
светом; песок и река точно слились. Пересекающая реку лодка кажется
погрузившейся в расплавленный металл.
- Начнем, товарищи! - говорит дядя Истигней, сдвигая на затылок