"Виль Владимирович Липатов. Стрежень " - читать интересную книгу автора

зычным криком отца, заворошил ножовками, забарахтался и не то что поплыл, а
просто повис в воде, впервые испытав восхитительное чувство легкости. С тех
пор и подружился он с рекой и нашел на ней все, что нужно человеку под
солнцем: работу, жену, дом, место под березами, на взгорке, куда проводят
его в последний путь. Одного не дала ему Обь - детей.
Расставаясь с Обью, бросал в воду медяки, хотя суеверным не был. А
бросал потому, что так делали отец и дед, и, по рассказам, прадед - смелой
жизни человек, убежавший в далекие времена на Обь от дикого барина и
оставивший ему памятку: красного петуха.
Никто не знает, что дядя Истигней разговаривает с Обью, как с живым
существом. Засыпая в землянке, под Москвой и Ржевом, под Курском и в
Германии, часто вспоминал о ней, шептал неслышно: "Как ты там? Что с тобой?"
Думал ласково. "Наверное, протоптала дорожку за седым осокорем и теперь
карчей не оберешься. Придется выбирать. Упорная ты река - и говорить
нечего!"
Вернувшись в Карташево, израненный и больной, остановился на берегу,
сдернул пропотевшую пилотку, поздоровался с Обью: "Здравствуй! Вот какая ты!
Молодец! Ну, берись за дело: лечить меня надо, голубушка. На ноги ставить!"
И чуть было не заплакал - так истосковался по вольному воздуху, по легкому
для глаза простору реки.
Через три месяца поправился. Раны затянулись, перестал хромать, и лишь
одно не могла вылечить Обь - по-прежнему часто, нервно моргал. Все три
месяца провел на реке - готовил невода, сколачивал бригаду, возвращал к
жизни Карташевокий стрежевой песок, который в годы войны пришел в
запустение...
- Вот она какая! - говорит дядя Истигней Ульяну, держа в горсти обскую
воду. Потом припадает к ней носом, губами, всем лицом и... морщится. Он
чувствует запах серы, мазута и еще чего-то неприятного. А может быть, дяде
Истигнею это просто кажется, так как он знает, что на притоке Оби - Томи
стоит Кемеровский коксохимический завод, который спускает в воду отходы
производства.
- Сволочи! - ругается он.
Кемеровский коксохим - враг старика. Никогда, ни к кому в жизни он не
испытывал такой жгучей и стойкой ненависти, как к Кемеровскому коксохиму,
который из года в год выбрасывает в реку гадость. От нее гибнут мальки, у
осетров опадают жабры, тяжело дышит нельма.
- Жив не буду, а коксохим приберу к рукам! - как-то пообещал Луке
Лукичу дядя Истигней, скрыв от него, что три письма в Москву в различные
учреждения и существовавшие тогда министерства ничего радостного не
принесли. - Жив не буду!
Но вот до сих пор жив, а коксохим по-прежнему травит воду. Злится
старик, критикует бесхозяйственность и ротозейство, а имя директора
Кемеровского завода услышать не может без того, чтобы не выругаться.
- Травят! - зло говорит дядя Истигней, с отвращением выливая воду из
пригоршни... - Чувствуешь, Ульян?
- Вроде нет...
- Принюхайся, парниша! Ты же человек наш, речной, ты должен учуять!
Ульян нюхает - приникает губами и лицом к воде, пьет, и ему кажется,
что от воды действительно нехорошо пахнет.
- Кажется, пахнет, - говорит он.