"Виль Липатов. Дом на берегу" - читать интересную книгу автора

блестящая бутылка "Московской", четыре - и начали входить один за одним в
дом наши общие приятели-старики, все сплошь охотники, рыбаки, пчеловоды,
конюхи да сторожа при магазинах и колхозных амбарах. Собиралась старая
гвардия!
И начался неторопливый сладкий пир. Потом же, когда первый аппетит был
приглушен, потихонечку да полегонечку начался по-сибирски неторопливый и
обстоятельный разговор. Поначалу о том, что у Чаусовых корова третий день не
может отелиться, а у Мурзиных картошка до сих пор не окучена - вот
лентяи-то, - а затем беседа пошла о другом: о нефти, которая "вдарила" еще в
одной скважине, об инженере, который месяц назад купил себе "Москвича", а
вчера разбил его так, что теперь и не собрать... А сам Артемий Семенович,
закуривая трубку, рассказывал о том, что старший сын Николай перевелся на
работу в Томск, дочь Людмила теперь - директором десятилетки в Яе, младший
сын Петр подался к геологам, хотя каждую ночь спит дома. "Главная беда,
Владимирыч, что Колька, который в Томске, с бабой живет плохо. Она, пойми
ты, инженер, а он еще на заочном, еще по первому курсу старается... А теперь
без образования - зарез!"
В двенадцатом часу ночи мы с Артемием Семеновичем, распрощавшись с
гостями, дружно решили переночевать на сеновале. Ночь вокруг была настоящая,
нарымская - глубокая, мелкозвездная, низконебая, безлунная. Самыми крупными
"звездами" казались огни на вершинах двух буровых вышек, зажженные для того,
чтобы на вышки не натыкались самолеты, которые то и дело пролетали над
деревней или поселком - бог знает, как теперь именовала Яю районная власть!
Не бакены, а звезды на буровых вышках - вот что произошло за три года, и мы
не успели покурить, как над Яей прогремели два реактивных самолета,
прожужжал АН-2.
Мы курили, молчали, слушали звуки новой Яи, и думалось мне о том, что я
отойду сердцем, когда, вернувшись домой, достану рукопись рассказа и
обязательно - клянусь Обью! - доведу его до журнальных страниц. Вот там-то,
за письменным столом, я опять войду в избушку бакенщика, хвачу жадными
ноздрями запах дегтя, взяв в руки иглицу, помогу Артемию Семеновичу довязать
сеть "трехперстку" или сяду на бревнышко, чтобы дождаться появления
белоснежного красавца "Козьмы Минина". А сейчас...
- Избушки-то нет! - тихо сказал я, повертываясь к Артемию Семеновичу. -
Холмик торчит, а кругом трава да трава...
- Избушка-то, вон она! - неожиданно громко произнес Артемий Семенович и
трубкой показал в темноту, где возле знакомого мне сеновала смутно белела
небольшая пристройка. - Как электрические бакены поставили, а меня на пенсию
послали, так начальствие и говорит: "Бери себе дом-то! Может, чего и
сладишь!" Ну и сварганил себе заводишко... Там у меня и столярка, и
слесарка, и моторы электрические, и вся рыбачья снасть... Большое удобствие
получилось!
Он еще раз взмахнул трубкой, словно погрозил избушке, и залился прежним
мальчишеским неудержимым хохотом, покачиваясь из стороны в сторону, как
мусульманин на молитве. А над его белой пышной шевелюрой стрекотал шестой
вертолет - что-то экстраординарное происходило у геологов!
- Артемий Семенович, - еще тише прежнего спросил я, - а не жалеешь ли
ты о том, что избушка во дворе? А Яя?..
И чувствовал я, что раздирает меня тоска и жалость к Артемию
Семеновичу, жизнь которого так резко поломала цивилизация, заполонившая Яю в